– Те люди… – сказал я.
– Какие люди?
– Сегодня в лавке. Этот нищий – Майлз Гаспар. Или двое других.
– И что с ними?
Я подошёл и указал на прилавок.
– Они были возле двери в мастерскую, когда я разговаривал там с Исааком. Те двое всё время стояли прямо здесь.
– Дверь же была закрыта, – сказал Том.
– И что? Я тебя слышал. Ты обращал внимание на эту парочку?
– Да. Ну… вроде того. Я разговаривал с ними, когда пришел Майлз.
Я вспомнил спор. Венецианская патока. Те двое сказали, что хозяин послал их за венецианской патокой. А она как раз была в одной из передвинутых банок. Я снял её с полки. Но повторная проверка не показала ничего нового. Патоки там было ровно столько, сколько нужно. Её не украли.
– Ну вот видишь, – сказал Том. – Если бы это были они, то взяли бы патоку.
– Тогда, наверное, это Майлз Гаспар. А я дал ему нашу еду…
Том покачал головой.
– Он никак не мог слышать ваш разговор. Он и близко не подходил к двери.
– Тогда надо выяснить, кто здесь был.
– И у кого ты об этом спросишь? У Бриджит?
Голубка выглянула из-за камина и заворковала.
– Нет. – Я ткнул большим пальцем в сторону окна. – Мы спросим одного человека, который всегда следит за лавкой.
На другой стороне улицы, в одном из окон трактира «Отрезанный палец» маячила высокая девушка лет семнадцати. Дороти, дочка трактирщика. Она вязала, откинувшись на спинку стула и положив ноги на подоконник. Увидев мой жест, она улыбнулась и махнула рукой. Том слегка покраснел.
– О. Хорошо. Хм… Я тут подожду.
– Почему?
– Ну… э-э… Салли! – внезапно сказал он.
Девушка спала на моём тюфяке. Она тихо дышала, и её грудь мерно поднималась и опадала.
– Кто-то должен за ней присмотреть!
– Я дал ей много мака. Она не проснётся ещё несколько часов.
– Мне лучше остаться. – Том переминался с ноги на ногу. – Просто чтобы она была в безопасности.
Я нахмурился.
– Что происходит?
Щеки Тома ещё сильнее побагровели.
– Я не хочу идти в «Отрезанный палец».
– И почему же?
Том кивнул головой в сторону трактира. Дороти по-прежнему поглядывала в окно.
– Мне не нравится, как эта девушка на меня смотрит.
– А как она смотрит?
– Как будто она мясник, а я племенная корова.
Я прыснул.
– Даю слово, что тебе ничего не угрожает. Дороти безобидна.
– Она хочет, чтобы я познакомил её со своей семьёй!
– Ой, да брось, – отмахнулся я.
И всё же мне пришлось чуть ли не волоком тащить Тома через улицу.
«Отрезанный палец», как и прочие заведения в городе, потерял почти всех своих клиентов. До того как пришла болезнь, здесь было шумно и суетливо, как и на улицах. Мне всегда нравилось тепло этого места, поэтому иногда – в особых случаях – мастер Бенедикт приводил меня сюда поужинать. Дороти работала у своего отца подавальщицей и всегда приносила доброе слово вместе с миской горячего рагу. Но с приходом чумы работы у неё стало мало, и она проводила большую часть времени за вязанием, сидя у окна. Сегодня, как в большинство других дней, в зале почти никого не оказалось. Единственным посетителем был одинокий пьяница, который в полусне бормотал вульгарные песни в кресле у огня.