Даже спрашивать не стала, что это за гадость. Воспоминания вернулись мгновенно. Все, включая пережитый страх.
Я глубоко вздохнула и слегка дрожащим голосом выдохнула:
— У нас в подвале крысы развелись…
— Никогда не верил в их отношения, — бросил Хмуря.
— Что? — не поняла я, хлопая глазами.
Эйвин прыснул в кулак.
Ворон же распахнул крылья и, прежде чем вылететь в окно, со всей серьезностью добавил, обращаясь только ко мне:
— Через час ты должна быть готова. Карета будет ожидать ронну Довилье.
И скрылся с глаз.
Несколько мгновений мы с подмастерьем сидели и молча смотрели ему вслед. А затем парень удивленно спросил:
— Мне показалось или Хмуря только что впервые в жизни просто пошутил? Без сарказма и черной иронии?
Я улыбнулась и пожала плечами, глядя на забинтованную руку. Как-то вот было не до шуток и совсем не хотелось осмыслять тонкости скверного птичьего характера.
До отъезда во дворец и вправду оставалось очень мало времени.
— И как я поеду с шишкой на голове и раной на ладони? — скривилась я, с легкой дрожью вспоминая, как коготь пернатого негодяя разорвал кожу.
— Хмуря споил тебе какое-то лекарство. А руку попросил обработать мазью, которую сам же и приготовил, — вдруг ответил Эйвин. — Он долго ругался, что ни у кого в этом доме руки не растут оттуда, откуда надо, а у него самого — только крылья. В общем, он обещал, что от раны не останется и следа. А потом он вырвал крохотное перо из-под крыла и наколдовал тебе еще и перчатки. Вот так просто, из воздуха, представляешь?
Парень кивнул в сторону шкафа, на котором, оказывается, и впрямь висели длинные перчатки из точно такой же ткани, как платье. На них даже камни были приклеены аналогичным образом.
— Представления не имею, какая магия может сотворить подобное, — продолжал тем временем Эйвин. — Даже Ирмабелла никогда не наколдовывала себе наряды. Это ведь для каждого нужно разрабатывать собственное заклинание, затем проверять его, исправлять… Каждое слово в заклятье за что-то отвечает. А этот фамильяр просто взял — и сделал вещь из ткани, в точности повторяющую существующую. Это удивительно.
Мне не было удивительно. Ну, может, чуточку и было, но гораздо более сильным чувством у меня в сердце оставалось раздражение и злость на то, что гадкий мешок перьев оставил у меня на ладони огромную рану.
Я нервно развязала повязку, осторожно стерла слой свежеприготовленной мази, удивляясь, что совсем не испытываю боли, а затем обнаружила невозможное.
— Раны нет, Эйвин, — проговорила я, чувствуя себя так, словно мне вообще все случившееся просто почудилось.