– Генри нет, – произнесла она, открыв сыну дверь. Слезы залили ее лицо, оставив черные подтеки туши, расплывшиеся у подбородка.
– Мам, – сказал Дэниел, – кто такой Генри? Что случилось? Ну же. Я с тобой.
Он вытер ноги об коврик и снял обувь. Положив руку на спину матери, проводил ее по коридору с обоями в цветочек и мебелью в горошек или в сердечко. Дэниел не понимал, как отец это выносил. Убранство родительского дома словно стало результатом тошноты и диареи Дунельма[21]. Дэниел присел рядом с матерью на софу, немного просевшую в «ее» месте от ежевечерних посиделок перед телевизором. Место отца было в кресле. «Возможно, кресло так навсегда и останется папиным», – подумал Дэниел, поймав себя на мысли, что сам не хочет в него садиться, потому что у кресла уже был «хозяин».
Он положил руку маме на предплечье.
– Кто такой Генри?
– Генри! Пылесос! – ответила мама, качая головой, будто поражаясь, что ее сын так глуп, раз сразу не понял, о чем речь. Но разве он мог сразу понять, что мать плачет из-за пылесоса? И поэтому он ушел со свидания, которого желал, возможно, больше всего на свете? Из-за потерявшегося пылесоса? – Его нет!
Дэниел посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, что случилось. Она на самом деле неплохо держалась: не плакала уже несколько недель. Была сильной и стойкой, что хорошо, поскольку с тех пор как Дэниел узнал, что мамины эмоции – не его ответственность (психотерапевт повторял ему это на каждом сеансе), ему стало гораздо легче самому держаться на плаву. Но, может, сейчас его очередь быть сильным.
Мать вздохнула, расстроенная:
– Генри. Пылесос. Ему было почти столько же лет, сколько тебе. Он был хорош – ты знаешь, – прослужил долго. Раньше вещи делали на века. Не то что сейчас: работает два года, а потом приходится покупать новую. Сам знаешь. Как это называется? Когда вещь ломается через пару лет?
– Плановое устаревание.
– Да. Плановое устранение.
– Плановое устаревание. Или встроенное устаревание. Политика разработки товара с искусственно ограниченным сроком эксплуатации…
– Ой, закрой рот! – выкрикнула мама весело сквозь слезы. – Говоришь прямо как твой отец. Все-то ты знаешь. – Судя по тону, ей было совсем не жаль, что он говорит как отец. Дэниел заметил, что тушь текла из внутренних уголков ее глаз, так что внутри каждого уголка осталось по черной точке.