С восьмого класса я играл в церковной блюзовой группе. Но так как у меня не было собственного инструмента, на котором я мог бы репетировать, я сидел в репетиционном зале и просто слушал, чтобы потом дома разучить эти вещи на пианино. Но этот замысел не сработал, потому что, когда я попадал домой, все забывал. Так что на репетициях меня стали отправлять за пивом или сигаретами, пока остальные продолжали играть. Вкус пива начал захватывать меня, и когда вечером я возвращался домой, у меня приятно рябило в глазах и я чувствовал себя легко и радостно. Родители ставили мне кружку с чаем, и я, тихо крадучись, удовлетворенным ложился спать. На следующее утро происходило чудо, и мне совсем не было дурно. Утренняя тошнота оставалась в прошлом. Школа снова доставляла удовольствие. Только важно было выпить достаточное количество алкоголя.
Однажды после репетиции мы с двумя бутылками красного вина сели в парке. Тогда мне, наоборот, стало плохо от алкоголя, голова закружилась, и меня вырвало. Я почувствовал себя по-настоящему взрослым. В то время уже начались вечеринки, на которых я старался пить столько, сколько это было возможно. Тогда в ГДР алкоголь не продавался ночью, поэтому нужно было поторопиться, иначе весь алкоголь закончится и не останется ни капли. Было совершенно не важно, будет ли это пиво, шнапс или вино.
На следующий день я испытывал похмелье, но переживал его как что-то приятное, потому что чувствовал себя так легко, будто парил в воздухе, медленно и спокойно, как дирижабль. Или же я вставал пораньше и радовался тому, как мне становится все лучше и лучше. И мне становилось по-настоящему замечательно, когда после обеда я выпивал свое первое пиво.
Позже, в группе Feeling B, стало еще хуже. Когда я познакомился с вокалистом, тот уже страдал сильной алкогольной зависимостью, но, скорее всего, я не замечал этого, потому что не понимал, что я сам тоже слишком много пью. Уже на первой репетиции, в которой я участвовал, на столе возникла бутылка Timms Saurer. До того времени я не знал, что втроем можно выпить большую бутылку коньяка. Я до сих пор не могу вспомнить, как вернулся домой и что мои родители сказали на это. Должен признаться, что каждая репетиция была примерно такой: мы встречались, напивались, может быть, что-то играли вместе, но я не очень-то уверен в этом.
Наш вокалист нуждался в определенной суточной дозе, и у него были наилучшие отношения с официантами в квартале. Мы могли заходить в трактиры, которые, как правило, были уже заполнены народом или закрыты. После репетиции мы часто посещали гей-паб, потому что его посетители очень по-дружески принимали нас. Некоторые тогдашние посетители этого паба по сей день здороваются со мной, когда мы встречаемся на улице.