И вот они зашагали по большаку. Издали казалось, будто ребята играют в игру «Аист несет птенца». Нести было утомительно, и Мартон это знал. Он ругался, хотел слезть и раз даже слез с качелей. Попробовал идти сам, но не мог, а сесть обратно все-таки не захотел.
— Надо, надо идти! — произнес он с отчаянием.
Тибор долго уговаривал его, пока, наконец, Петер не применил силу, и Мартона понесли опять. Он совсем разворчался. Сперва привязывался к Лайошу:
— Тоже выдумал какие-то разные правды в жизни. — Затем взялся ругать Гезу: — Ты шикарен, как приказчик из галантерейного магазина. — Потом Петера, Тибора, всех подряд. А припев был один: — Спустите меня!
Мартон мучился, что причиняет друзьям столько забот, и потому ругался. Его бесило, что не он идет впереди, как следопыт, а его несут и он совсем беспомощный. К тому же и лихорадка донимала. Но заботы друзей тронули все-таки Мартона, и он вдруг притих.
— Не сердитесь! — сказал он.
— Сиди спокойно! — прикрикнул Петер. — И тогда мы простим, что этот подлец выстрелил в тебя.
— Мартон! Ну же, Мартон! — упрашивал Тибор, перекладывая жердь на правое плечо: левое было уже натерто, и кожа горела под пиджаком.
Деревню, где на них напали ребятишки, они обошли стороной. Двигались к Келенфельду. Внезапно перед ними открылось широкое поле, охраняемое пожилыми солдатами с винтовками. Солдаты стояли метрах в сорока-пятидесяти друг от друга. И ребят не пропустили.
На поле лежали, сидели и ходили какие-то люди в военной одежде чужого цвета и покроя. Казалось, земля так и кишит ими. Кто был в шинели, кто без шинелей, хотя в такую прохладную погоду им вряд ли было тепло.
— Русские! — заметил Лайош. — Русские военнопленные.
Ребята уставились на них во все глаза.
Нигде ни дома, ни барака — голое поле. Пустынное, сжатое.
— Где же они живут? — спросил Мартон.
— Нигде… на земле.
Пришлось идти в обход. Полил дождь. Такой же, как и ночью, — однообразный, безжалостный, нескончаемый осенний дождь. Ребята тащили свою ношу, смотрели на застывшую массу солдат в землисто-бурой одежде, которые сбились в кучу, — на русских пленных, мокнувших здесь, потому что не было даже землянок, где бы они могли приютиться. И конвоиры, пожилые венгерские солдаты, — их сменяли каждые четыре часа, чтобы они могли укрыться от непогоды в ближайшей деревне, — конвоиры тоже стояли, словно заключенные, отбывающие тут свой срок. Стояли, опершись на давно вышедшие из употребления однозарядные ружья «верндл», склонив головы на дула.
Но вот и поле осталось позади. Все чаще приходилось делать привал, и не только потому, что устали от ноши, а потому, что Мартон то и дело терял сознание и валился с сиденья. Петер, разрезав на ленты второй рюкзак, привязал Мартона к верхней жерди.