Максимов явственно представил себе убийцу и его жертву, идущих на озеро. Он видел лицо потерпевшей не таким, как на берегу или в морге. Она представлялась ему другой — светлой, с задумчивой улыбкой и золотистым пушком волос на руках.
Желание найти убийцу стало нестерпимо сильным. Ему казалось, что все сделанное прежде пустяки по сравнению с этим. Если убийца будет найден, значит, не зря он работает, не зря живет.
Максимову страстно захотелось куда-то бежать, что-то делать, но он сдержал себя, понимая, что пока надо терпеливо ждать. Ждать, пока кто-то вдруг заметит, что его дочери или сестры, знакомой или соседки подозрительно долго нет дома. И вот тогда тот забьет тревогу, но когда это случится? Через час, завтра, через месяц? Он взялся за другие дела, однако мысли об убийстве на Прорве не оставляли его.
Этого человека ожидали многие. И он, наконец, появился. В десять часов двадцать минут утра в Октябрьском отделе милиции. На нем была поношенная синяя спецовка, из кармана которой торчали два обгрызенных карандаша. Красноватое лицо пожилого мужчины изрезали глубокие морщины, сильные узловатые пальцы были в царапинах и шрамах, в складках одежды застряла деревянная стружка. В походке его, движениях, выражении лица проскальзывала какая-то неловкость. Он робко сообщил об исчезновении дочери. А минут через двадцать Максимов, разложив на столе необходимые бумаги, приступил к допросу.
Плотнику Ивану Платоновичу Семкину ни в суде, ни в прокуратуре раньше бывать не приходилось, поэтому он с тревогой наблюдал за приготовлениями следователя, неспокойно поглядывал на золотистые гербовые пуговицы мундира и непонятные знаки различия. От волнения руки его подрагивали.
Как можно приветливей Максимов сказал:
— Давайте познакомимся, Иван Платонович. Меня зовут Дмитрий Петрович, я следователь прокуратуры. В вашем заявлении меня кое-что заинтересовало. Хорошо бы уточнить некоторые детали. Скажите, сколько лет вашей дочери?
— Шестнадцатого апреля аккурат исполнилось двадцать три.
— Опишите поподробней ее внешность.
— Ну, росточка она небольшого, мне до подбородка приходится, волос не белый, не черный, русый, одним словом, глаза голубые, плотная такая, в общем, точно моя Мария Федотовна в молодости. Живая такая же, хлопотливая.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— Прошло, наверно, дён пять-шесть. Мы ведь врозь живем. Года полтора, как ушла она со своим мужем, Горбачевым Костей, на квартиру. Видишь ли, родители стали мешать ему, вот и настоял он уйти. Она-то сама страсть как не хотела, все плакала, ну уж тут я ей сказал: «Дочка, ты теперь женщина замужняя, тебе за мужем идти, как нитке за иголкой, а наш дом всегда твоим будет». Ну, и ушли они. Мы, конечно, помогали всегда, чем могли. А дочка их, внучка моя, Наталка, уже месяцев шесть, поди, у нас живет.