Правда, был в этой воняющей неприятностями истории один момент, который беспокоил меня особенно сильно. Всё-таки зачем им понадобился я?! Продолжали бы уж давить на Салина нападениями, выматывали его психически, а затем манили бы обещаниями… Или дело не только в бывшем оружейники? И в дверь стучится уже моё прошлое? Два года меня не трогали, думал, уж забыли. Но кто знает, не захотят ли отомстить настоящие соплеменники того сволочного геометра, из-за убийства которого я и загремел на каторгу. Хотя ладно отомстить, может у них и более интересные вопросы ко мне накопились?!
В тот день, до самого вечера мне казалось, что незримая для других татуировка в виде спирали у меня на боку, подёргивает и даже печёт. И никак не получалось понять, фантомные ли это боли от внезапно нахлынувших воспоминаний или же всамделишная реакция грёбанного наследства не менее грёбанного Братства Сумерек…
Разумеется, Салину я рассказал лишь о предложении "ночных", не заостряя внимания на своих опасениях. Да и зачем, если у него полно своих причин не доверять бандитам, и он первым предложил ускорить подготовку побега.
Тянуть больше нельзя. Вряд ли бандиты дадут нам на раздумья больше пары-тройки дней, а значит и бежать придётся уже совсем скоро. Завтра, максимум послезавтра. И отсутствие достаточных припасов и оружия, неразрушенные запирающие печати не могут служить достаточным оправданием для задержки. Как только "ночные" узнают о нашем решении, то мы оба можем как минимум попрощаться с мечтой о свободе — наши недруги сделают всё, чтобы побег стал невозможным. Хотя я бы поставил на смерть от "несчастного случая". В лагере люди простые, и предпочитают сложным проблемам понятные решения.
Планы спешно пришлось менять, но, как совсем скоро выяснилось, и тогда, и сейчас мы никак не учитывали влияния той силы, что принято именовать Судьбой, Роком или его величеством Случаем. Не учитывали, а зря…
О том, что вокруг лагеря творится что-то не то стало понятно уже утром. Обычно, едва лучи солнца красили багряным крыши бараков, над лагерем тотчас разносилась барабанная дробь дятлов и появлялись пронырливые белки, начиналась какая-то возня и суета, а сам воздух наполнялся жизнью. Уже потом, когда безжалостная охрана выгоняла сонных каторжан на перекличку, и всё вокруг наполнялось звуками, неизбежно сопровождающими любое большое скопление людей, природа отступала. Но в первые часы рассвета на какой-то миг могло даже показаться, что ты не на каторге, не в лагере для душегубов и прочего отребья, а… в безлюдном лесу, в сердце какой-нибудь древней чащобы, где есть лишь ты и живой мир вокруг.