— Есть, шеф. Все было так, как она говорит, вот только камешек мне достался никудышный. Дала она мне, значит, колечко и еще две сотни в придачу — чтобы язык за зубами держал, ведь я слышал, как она его спрашивает: «Кто это сделал, Тим?» — а он говорит: «Макс!» Громко так сказал, отчетливо, как будто хотел, чтобы его услышали. Сказал — и тут же помер. Вот так было дело, шеф, а камешек мне перепал…
— Дался тебе этот камешек! — рявкнул Нунен. — Посмотри, весь ковер мне кровью залил!
Максвейн порылся в кармане, извлек оттуда грязный носовой платок, приложил его к носу и опять забубнил:
— Вот так было дело, шеф. Обо всем остальном я и тогда докладывал, вот только про Макса скрыл. Знаю, виноват…
— Заткнись! — прервал его Нунен и нажал на кнопку звонка.
Вошел полицейский в форме. Нунен показал большим пальцем на Максвейна:
— В подвал его. И пусть ребята из спецотряда с ним разберутся.
— За что?! — завопил было Максвейн, но полицейский вытолкнул его из кабинета.
Одну сигару Нунен сунул мне в рот, другой постучал по бумаге с подписью Мертл и спросил:
— Где эта шлюха?
— Умирает в городской больнице. Прокурора придется везти к ней, ведь эта бумага юридической силы не имеет: я состряпал ее сам. Зато можно обратиться к Каланче Марри. Говорят, Каланча и Сиплый сейчас не ладят. Марри, насколько я знаю, был одним из тех, кто подтвердил алиби Тейлера.
— Да, — сказал шеф, поднял телефонную трубку, вызвал Макгроу и распорядился: — Свяжитесь с Каланчой Марри и попросите его зайти. Тони Агости арестовать. Тоже мне метатель ножей нашелся. — Нунен положил трубку, встал и, скрывшись в табачном дыму, признался: — Я не всегда был с тобой откровенен.
«Что верно, то верно», — подумал я про себя, но промолчал.
— Ты же сам знаешь, что такое работать в полиции, — продолжал он. — Одни говорят одно, другие — другое, и всех надо выслушать. Шеф полиции не всесилен, не думай. Бывает, ты мешаешь тому, кто потом будет мешать мне. Оттого, что я считаю тебя своим человеком, ничего не меняется. Лавировать приходится все время. Ты меня понимаешь?
Я закивал головой, сделав вид, что понимаю.
— Но сейчас я говорю с тобой начистоту. Потому что это дело — особое. Когда наша с Тимом старуха мать померла, брат был еще мальчишкой. «Смотри, — сказала она мне перед смертью, — не бросай его, Джон». — И я обещал, что не брошу. И вот Сиплый убивает его из-за этой шлюхи. — Он перегнулся через стол и стиснул мою руку. — Понимаешь, куда я клоню? Только теперь, через полтора года, благодаря тебе у меня появилась возможность с ним рассчитаться. Начиная с сегодняшнего дня, так и знай, ни один человек в Берсвилле пальцем тебя не тронет.