Моральный аспект этого княжича нисколько не волновал. Он родился и рос в семье, которая четко и без рефлексии делила мир на тех, кто достоин, и тех, кто должен им служить. Жизнью или смертью — неважно. А когда стало понятно, что каждая жертва делает его сильнее, Адам и вовсе забыл о всяких глупостях вроде сострадания и чувства вины. Лишь бы не попасться на горячем, как предостерегал его Пак, остальное же не стоило даже времени на обдумывание.
Адам словно выпивал виту убитых и оставлял себе навсегда. Когда он сделал это впервые, его ранг в принятом в империи Табеле находился на уровне Белого Рыцаря. Сразу после смерти сына садовника — одаренного, который даже не знал о свалившемся на него счастье, — уровень вырос до Серого. После четырех мертвецов уже в Гимнасии он скаканул до Командора. И вскоре, он в этом ничуть не сомневался, достигнет планки Супрема. Чтобы это точно произошло, он даже подвесил спаренный конструкт на одного из своих ближников — сильного, но глуповатого финна.
Так что, как извести Яна Эссена, Адам знал. Оставалось только приблизить его к себе, затем вытащить на одну из попоек, которые он устраивал для своей свиты, и там, пока этот неприятный пруссак будет в отключке, посадить ему «якорь» и «слабость».
Но новичок удивил. Для начала тем, что высокомерно отверг предложение «дружбы». Затем принявшись ухаживать за брошенной Адамом любовницей-мещанкой. Да еще и делал он это так вызывающе, что наследнику рода Олельковичей только и оставалось скрежетать зубами, глядя, как его превращают в посмешище.
Проклятого Эссена ничего не брало. Он с легкостью уклонился от навязанной ему путным боярином дуэли, где последнего с легкостью побила младшая сестра вызванного. Не ответил на провокацию в ресторации, где Адам хотел подставиться под удар, а потом без затей убить его «защищаясь». Он даже из жандармерии сумел ускользнуть, хотя допрашивали его уже инквизиторы из «четверки». А ведь казалось — ну куда ему деваться, взятому сразу над трупом так глупо и в то же время так своевременно и удачно издохшего Пекки. Готовясь к драке, Адам зачерпнул из него слишком много виты сразу, но после секундной растерянности придумал, как превратить свою оплошность в оружие.
Все дошло уже до того, что юный аристократ начал бояться своего врага. Даже допускал — прорывались такие мысли, — что до конца осени не доживет именно он, а не Эссен, как планировалось.
«Иди!» — повторил Пак, заставляя Адама отвлечься от мыслей о проклятом марочном бароне.
«Время пришло», — не очень понятно добавил Джон.