– Ох и не хочется мне так далеко от родины пребывать, – тихо проговорил Орлов, когда Головкин подошел к нему.
– Я куда деваться, Семен? – Головкин лишь покачал головой. – Приказы государя, Петра Алексеевича не обсуждаются.
– Да понимаю я, – Орлов потер шею. – Вот только как государь может знать, что, получив от ворот поворот Франклин энтот, тут же в колонии рванет, да смуту начнет затевать?
– Вот уж неведомо мне сие, Семен. Очень может получиться, что не мы единственные люди у государя при дворе Георга. А знать друг о дружке нам не положено.
– Да уж, – Орлов вздохнул. – Как мне к Франклину-то подкатить, чтобы он меня не послал к такой-то матери? – Семен еще не упомянул о том, что ему, после того как передаст секретные бумаги, кои курьер притащил ночью как тать, Головину, ему нужно будет найти Павлуцкого и вместе с ним и отрядом казаков, двинуться в глубь материка, пробираясь к месту на карте, которое государь назвал Калифорния, высмотреть все по дороге, карты кое-какие составить, а после ждать в условленном месте, когда за ними придет корабль, чтобы увезти на родину уже через другой океан. Задание было сложное и опасное, но, дух авантюризма, присущий Орлову, уже захватил того с головой, и он уже сейчас принялся делать в голове наброски плана своих дальнейших действий.
– Господин Франклин прежде всего ученый. К тому же обладающий повышенным самомнением, – Головкин сейчас говорил словами из письма государя, в котором тот именно так характеризовал подходящего к ним Франклина. – Нужно много восхищаться его гением, и просить объяснить некоторые принципы его изобретений. Вот, держи, Семен, парочка его трудов. Написано по-аглицки, но у меня ощущение начало складываться, что я и вовсе только на этом порождении саксов разговариваю и всегда разговаривал.
Орлов кивнул и, неожиданно для себя, крепко обнял графа.
– Береги себя, Гаврила Иванович.
– Это ты себя береги, Семен, – Головкин обнял его в ответ. – Задачу тебе государь задал очень сложную, ты уж не посрами доверие.
– Эх, знать бы еще, что за всем этим стоит, – Орлов выпустил графа из объятий и поправил на голове шляпу. – И для каких целей я везу столько деньжищ, кои должен передать Франклину на «цели добра, справедливости, свободы и демократии»? Да и еще это сделать таким образом, будто едва в обморок, аки девица в тугом корсете, не падаю от его могучих мыслей. Ну все, пора, – и он, бросив задумчивый взгляд на уже приблизившегося Франклина, побежал по сходням на корабль.
Головкин, дождавшись, когда Семен, будучи уже на палубе, раскланялся с взошедшим на борт Франклиным, и, что-то сказав явно заинтересованному американскому деятелю, ушел вместе с тем в сторону кормы.