- Как вас зовут? – заставляя голос подчиниться, поинтересовался я. Женщина запнулась. Удивленно осмотрелась по сторонам, будто не понимая, кто она, и что здесь вообще происходит.
- Екатерина Васильевна Гончарова я... То есть Катя… Какая я тебе Васильевна?
- А теперь, Катя, давай присядем. И ты мне все по порядку расскажешь. Потому что, клянусь, я ни черта не понимаю…
- Что именно ты не поймешь? – устало растерев глаза, поинтересовалась… моя мачеха?!
- Давай вернемся к началу нашего разговора, хорошо? К твоим обвинениям…
- Извини. Я… сорвалась. Хотя с того момента, как я дала разрешение на съемку в своей гимназии, только и думала о том, как бы мне не сорваться.
- Ты очень зла на меня. Это я понял. Уточни, в чем я, по-твоему, виноват?
- В том, что не дал ему ни единого шанса! Это же… это же ничего тебе не стоило… А Герман, он ведь сам не свой. Сколько лет уже…
- Это какая-то ошибка, - покачал я головой. - Я никогда ему не отказывал. И никогда с ним не встречался.
- Правильно! Ты передавал это через своих людей! Как будто… он не заслужил хотя бы разговора с тобой.
- Никому из своих людей я не давал такого поручения. Я вообще впервые от тебя это все слышу.
- Не может быть. Мы с Германом встречались с твоим – как это у вас называется? Концертным директором? И он ясно дал нам понять, что ты даже видеть отца не хочешь. И потом Герман несколько раз писал тебе лично… Я точно знаю, что он писал. В социальные сети…
Я зачем-то кивнул… Мне казалось, что еще немного подробностей… и моя голова просто к чертям взорвется. Где-то на периферии сознания зародился довольно странный звук, я опустил взгляд и лишь тогда понял, что его порождали мои же собственные трясущиеся пальцы, которые дробно постукивали по крышке стола. Я сжал руки в кулаки, не привыкший давать волю слабости, поднес их к лицу и что есть сил вжался лбом в костяшки. Не помогло… Тогда я до боли закусил щеку – тоже мимо.
- Знаете, мы непременно еще это все обсудим… А сейчас я пойду. Ладно? Мне нужно все обдумать… Я сейчас…
Я сейчас расплачусь, мать его!
Ничего перед собой не видя, я выскочил прочь из кабинета. Каким-то чудом добрался до телецентра и не убился. Поднялся к себе. Мне мог помочь только один человек. Только один... Я свернул в кабинет редакторов и застал там Веру в чужих объятиях.
Я бы соврала, если бы сказала, что все эти дни, после расставания с Вавиловым, я провела в сомнениях… Нет. В глубине души я всегда знала, чего хочу. Но это так сильно меня пугало, что я до последнего откладывала момент принятия решения. Банально оттягивая неизбежное и все больше влюбляясь в Стаса. А еще я вспоминала. Наше с ним общее прошлое, в котором, помимо обмана, было так много хорошего… И знаете, я пришла к выводу, что была большой лицемеркой. Я злилась, что Гуляев не разглядел мою прекрасную душу, а сама… а сама-то я на внешность его смазливую повелась! И уже потом все другое было… Так что не он один был виноват в той безобразной ситуации. Я и сама дала маху. И вот теперь смотрела я на Стаса… На то, как он работает, как ладит со всеми, сколько всего делает для других, не для себя… и узнавала его настоящего. Да, не идеального, да, очень сложного и ранимого, но… мы ведь все не без греха, так?