— Ничего, бывает и хуже. — Отозвался он, тяжело поднимаясь на ноги.
Открыв дверь, гостеприимно распахнула ее.
— Разуйся, пожалуйста, в коридоре. Тапок твоего размера нет, снегоступы не держу. Но у меня тепло и чисто. Походишь в носках. Есть будешь?
— Давай. Где у тебя ванна, руки вымыть?
— Справа по коридору.
Пока я разогревала пельмени, Антонов шастал по комнатам, и зайдя на кухню, не мог не прокомментировать:
— Хорошо устроилась. Не сравнить с тем, что было раньше. Вроде вещи те же, а насколько уютнее.
— Приятного аппетита. — Пожелала я, ставя перед ним полную тарелку.
— Спасибо. А ты, что же, не будешь?
— Я не голодна.
— Ясно. — Помрачнел Антонов и, не сказав больше ни слова, заработал ложкой.
Пока он трапезничал, я пошла, искать, куда его определить. Кажется, на балконе, видела старую раскладушку. Ага, вот она родимая! Затащив ее в квартиру, разложила. Коротковата, либо ноги свиснут, либо голова. А если, подожмет? Или стульчик подставить? Нет, не пойдет. И диван, как на зло не раскладывается. Все-таки придется на пол. Вытащив из кладовки старое ватное одеяло, оставшееся еще от прошлых хозяев, сложила его несколько раз, сверху накинула одеяло, и подушку. И пусть тольки пикнет! На этом королевском ложе никто спать не откажется! Хотя, объективно… мда.
Безразмерных футболок, которые и на слона налезут, у меня было предостаточно, какая-нибудь и ему подойдет. Когда же я вышла с ней из комнаты, товарищ Антонов уже спал. Одежда была бесхитростно навалена рядом. Любоваться подобным зрелищем, конечно, можно вечно, но пора бы и честь знать.
Пойду, что ли, с мобильным попытаюсь разобраться. А то, считай, впервые в жизни его в руках держала.
Надо поменять сигнал будильника, пока меня не убили благодарные соседи. Мое состояние с утра, легко можно охарактеризовать, как живой труп. Двигается, говорит, и даже, где-то видит. Но, ни хрена не соображает. Чтобы хоть немного придти в себя, пошла в ванную, умываться. Сквозь полусомкнутые веки просматривался маршрут движения, но никак не преграды на пути. Поэтому, совершенно неожиданно, обо что-то запнувшись, я чуть не навернулась.
— Что за, мать твою?!
Раздавший совсем рядом грозный мужской голос, взбодрил получше ледяного ушата.
Резко подскочив, и развернувшись лицом к выражавшемуся, я потянулась рукой к вазочке, стоящей на журнальном столике. Хоть какая-то защита. Потом рассмотрела опухшую со сна физиономию Антонова, выглядывающую из складок покрывала. Антонов! А я в одном… э… исподнем.
— Ерофеева, чтоб тебя! Ты себя в зеркало видела?! Так же, мужика, евнухом сделать можно!