Собрание сочинений в 7 томах. Том 1. Начала полян (Айги, Макаров-Кротков) - страница 13

в последний раз,
что она была мама.

|1960|

смерть

Не снимая платка с головы,
умирает мама,
и единственный раз
я плачу от жалкого вида
ее домотканого платья.
О, как тихи снега,
словно их выровняли
крылья вчерашнего демона,
о, как богаты сугробы,
как будто под ними —
горы языческих
жертвоприношений.
А снежинки
все несут и несут на землю
иероглифы бога…

|1960|

дом друзей

[к. и т. эрастовым]

Было совместное
соответствие
дыханья, движенья и звука
в их первозданном
виде.
Надо было уметь не усиливать
ни одно из них.
И во все проникал
свет звука, свет взгляда, свет тишины,
и где-то за этим свеченьем
плакали дети,
и изображало пламя свечи
пересеченья
наших шагов.
И мы находились
в составе жизни
где-то рядом со смертью,
с огнем и с временем,
и сами во многом
мы были ими.

|1960|

снег

От близкого снега
цветы на подоконнике странны.
Ты улыбнись мне хотя бы за то,
что не говорю я слова,
которые никогда не пойму.
Все, что тебе я могу говорить:
стул, снег, ресницы, лампа.
И руки мои
просты и далёки,
и оконные рамы
будто вырезаны из белой бумаги,
а там, за ними,
около фонарей,
кружится снег
с самого нашего детства.
И будет кружиться, пока на земле
тебя вспоминают и с тобой говорят.
И эти белые хлопья когда-то
увидел я наяву,
и закрыл глаза, и не могу их открыть,
и кружатся белые искры,
и остановить их
я не могу.

|1959–1960|

и: расходящиеся облака

[в память о зиме 1959–1960 годов]

1.
не с кем ему Расставаться и он Разлучает себя
в нас через нас!
это я вижу
по облакам
2.
— а наши балы, а заря, а залы,
алмазы, лампы, ангелы мои?
ответ: обрубок; клич: кусок; пароль: отрывок;
а цельный — в армии бе-эС
3.
а говорим ли кричим ли
и вспоминаем ли —
преследуемы проецируемы
убиваемы

4.

— и лес стенами золотыми
светя по памяти прохаживайся
приоткрывай прострелы доньев
как не-тревожащие раны
включи в свой свет и затеряй — как в море!
(пока я видимый как ты)

|1960|

из гостей

Ночью иду по пустынному городу
и тороплюсь
скорее — дойти — до дому,
ибо слишком трудно —
здесь, на улице,
чувствовать,
как хочу обнимать я камни.
И — как собака — деснами — руку —
руками — свои — рукава —
и — словно звуки
прессующей машины,
впечатленья о встречах в том доме,
который я недавно покинул;
и — жаль — кого-то — жаль — постоянно,
как резкую границу
между черным и белым;
и — тот наклон головы, при котором
словно издали помню себя,
я сохраню до утра,
сползая локтями по столу,
как по воску.

|1961|

счастье

— Там, где эти глаза зачинались,
был спровоцирован свет…
Я симметрично раскладываю ракушки
на женщину чужую,
лежащую на песке.
А облака — как крики,
и небо полно этих криков,
и я различаю границы
тишины и шума, —
они в улыбающейся женщине