Революционерам. Антология позднего Троцкого (Троцкий) - страница 5

Поражение Испанской революции окончательно убедило Троцкого в необходимости строительства нового – IV Интернационала, стратегия которого будет основана на иных программных принципах, нежели стратегия II и III Интернационалов, а именно, подготовке пролетариата и его авангарда к осуществлению задач социалистической революции в условиях обострения глобальных противоречий капитализма. Задача состоит в том, писал Троцкий, «чтобы преодолеть противоречие между зрелостью объективных условий для революции и незрелостью пролетариата и его авангарда». Новую программу Троцкий назвал «Переходной программой», противопоставляя ее традиционной стратегии «классической социал-демократии», которая в условиях прогрессивного капитализма разделяла свои задачи на «программу-минимум» (реформы в рамках буржуазного общества) и «программу-максимум», «которая обещала в неопределенном будущем замену капитализма социализмом».

Между программой-минимум и программой-максимум, по словам Троцкого, не было никакого моста, так как социал-демократия и не нуждалась в нем, разговаривая о социализме «лишь по большим праздникам». Коминтерн встал на путь социал-демократии в эпоху загнивающего капитализма, когда вообще не может быть речи о систематических социальных реформах. В соответствии с взглядами Троцкого, Четвертый Интернационал не должен отбрасывать требований старой «минимальной» программы, где и поскольку они сохранили хоть часть жизненной силы. «Он неутомимо защищает демократические права рабочих и их социальные завоевания. Но он вводит эту будничную работу в рамки правильной, реальной, т.е. революционной перспективы. Поскольку старые частичные, «минимальные» требования масс сталкиваются с разрушительными и деградирующими тенденциями упадочного капитализма, – а это происходит на каждом шагу, – Четвертый Интернационал выдвигает систему переходных требований, смысл которых состоит в том, что они все более открыто и решительно направляются против самых основ буржуазного режима» (курсив наш. – Сост.). Смысл «Переходной программы» излагается в публикуемой работе «Агония капитализма и задачи IV Интернационала».

Статьи Троцкого, посвященные началу II Мировой войны и роли кремлевского руководства в период 1939—1940 годов, практически не были ранее известны в нашей стране3. Вместе с тем, применяя марксистский классовый анализ, Троцкий давал очень точные прогнозы политических событий, связанных с советско-германским пактом о ненападении, с советско-финской войной и ее последствиями. Оппонируя тем аналитикам, которые усматривали в «советско-германском союзе» силу Сталина, Троцкий, напротив, указывал на второстепенность и трусливость кремлевской бюрократической верхушки, вынужденной приспосабливаться к более сильному противнику. «Отношение к войне у Гитлера и Сталина, в известном смысле прямо противоположное», – писал он. «Тоталитарный режим Гитлера вырос из страха имущих классов Германии перед социалистической революцией. Гитлер получил мандат от собственников, какою угодно ценою спасти их собственность от угрозы большевизма и открыть им выход на мировую арену. Тоталитарный режим Сталина вырос из страха новой касты революционных выскочек перед задушенным ею революционным народом. Война опасна для обоих. Но Гитлер не может разрешить своей исторической миссии иными путями. Победоносная наступательная война должна обеспечить экономическое будущее германского капитализма и вместе с тем национал-социалистический режим. Иное дело Сталин. Он не может вести наступательной войны с надеждой на успех. К тому же она не нужна ему. В случае вовлечения СССР в мировую войну, с ее неисчислимыми жертвами и лишениями, все обиды и насилия, вся ложь официальной системы вызовут неизбежно глубокую реакцию со стороны народа, который совершил в этом столетии три революции. Никто не знает этого лучше, чем Сталин. Основная идея его внешней политики: избежать большой войны». Рубежом, который вскрыл перед всем миром внутреннюю слабость кремлевского военно-политического руководства и приблизил начало войны Германии против СССР, Троцкий справедливо считал советско-финскую войну, поставившую Сталина в тупик: «Период относительной устойчивости международных отношений пришел к концу. Начались грозные конвульсии. Близорукий эмпирик, человек аппарата, … Сталин оказался застигнут врасплох. Большие события ему не по плечу. Темпы нынешней эпохи слишком лихорадочны для его медлительного и неповоротливого ума. Ни у Молотова, ни у Ворошилова он не мог заимствоваться новыми идеями. Также и не у растерянных вождей западных демократий. Единственный политик, который мог импонировать Сталину в этих условиях, был Гитлер. Ecce homo! У Гитлера есть все, что есть у Сталина: презрение к народу, свобода от принципов, честолюбивая воля, тоталитарный аппарат. Но у Гитлера есть и то, чего у Сталина нет: воображение, способность экзальтировать массы, дух дерзания. Под прикрытием Гитлера Сталин попытался применять методы Гитлера во внешней политике. Сперва казалось, что все идет гладко: Польша, Эстония, Латвия, Литва. Но с Финляндией вышла осечка, и совсем не случайно. Финляндская осечка открывает в биографии Сталина главу упадка». Хотя все последние работы Троцкого пронизаны пафосом ожидания революционного подъема масс и падения сталинской бюрократии на исходе межимпериалистической схватки, но, в то же время, Троцкий не исключал и альтернативного варианта развития событий, а именно, внезапного поворота Сталина от Германии к «антигитлеровской коалиции», состоявшей тогда из Великобритании и Франции. Более того, Троцкий дал абсолютно оправдавшийся прогноз, что возможный «союз СССР с империалистскими демократиями – в условиях отказа международного пролетариата от самостоятельной политики – означал бы рост всемогущества московской бюрократии, дальнейшее ее превращение в агентуру империализма и неизбежные уступки ее империализму в экономической области». Именно этот прогноз был реализован в ходе Второй мировой войны и во все послевоенные годы.