В одном углу стоял станок для свивания канатов, но без ручки и деревянного бегунка. В другом лежал незаконченный остов щита, не из простых досок, как обычно делали, а горского образца, из двух слоев планок, гнутых над паровой баней. Рядом со щитом выстроились высокие — до середины бедра — кувшины в веревочной оплетке. Четыре штуки, плотно закупоренные, с пробками, залитыми воском.
Прямо посередине сарая, под трехфитильной лампой, лежал человек, прикрытый рогожей. Наружу из-под тряпки торчали дешевые, грязные и рваные бахилы, сделанные из одного куска кожи, с веревкой, пропущенной сквозь дырки по всему краю. Надевая, веревку затягивали, и получался кожаный тапок в обтяжку. Там, где предположительно находилась голова, что-то бурчало и сопело. А затем и рыгнуло, так, что запах сивухи гармонично вплелся в общую вонь. Но было еще что-то… Лена втянула воздух, стараясь не кривиться от отвращения. Точно, отвратительно знакомый запах, не имеющий аналогов в ее прежней жизни. Горожанину его было просто негде обонять. А вот здесь…
Кай поставил «вьетнамский сундучок» и прислонился к стене, скрестив руки на груди. Матриса повторила жест, только никуда прислоняться не стала, наоборот, расставила ноги шире, как будто прочнее утверждаясь на каменном полу, щедро присыпанном сеном. Сантели резко сорвал рогожу с накрытого человека, и Лена вздрогнула.
Мужчина был нищ, оборван и мертвецки пьян. Все еще достаточно крупный — он явно знавал лучшие и более сытые времена — но уже истощенный хроническим недоеданием и беспорядочной жизнью где и как придется. Он лежал навзничь, на грубо сколоченной половине ворот, причем привязанный, узлы затянуты без фанатизма, но крепко. Человек в здравом уме освободится не без усилий, а вот пьяницу веревки держали надежно.
— Нога, — показал бригадир, но Елена уже и так поняла.
Правая штанина ниже колена (мужик носил штаны, не чулки, так что, скорее всего, некогда сам ходил в бригаде) была разорвана, запачкана в подсохшей крови и слизи. Клочья ткани распирала изнутри распухшая фиолетово-синяя плоть. Теперь, когда рогожу сняли, запах гангрены струился по сараю, перебивая даже мочу. С первого же взгляда ясно диагностировалась плохо обработанная рана, которая уже загнила без всяких надежд на лечение. То, что ожидало вчерашнего «смоляного», если бы загноившийся шов не вскрыли и не обработали.
Лену замутило, она машинально отступила на шаг. Кай неожиданно улыбнулся, самыми уголками губ. Матриса наоборот, нахмурилась и приказала:
— Режь.
— Что?.. — не поняла девушка.