Он оделся должным образом: потертый редингот, поношенные брюки, немного порыжевшая шелковая шляпа, обтрепанные манжеты и пристежные воротнички. Одежда была чистой, но от нее так и веяло бедностью. Вместо галстука он надел черный бант, заколотый булавкой с большим фальшивым бриллиантом, который ювелиры называют «крупный орех». Облачившись таким образом, он спустился по лестнице дома на Монмартре, где и жил. На четвертом этаже, не останавливаясь, он постучал набалдашником трости по створке закрытой двери. Выйдя на улицу, он направился к внешнему кольцу бульваров. Мимо шел трамвай. Он взобрался в салон. Некто, шедший следом, а именно жилец с четвертого этажа, сел рядом.
Через секунду мужчина спросил:
– Как дела, патрон?
– Прекрасно, дело сделано.
– Как?
– Я у них обедаю.
– Вы обедаете у них?!
– Надеюсь, тебе не хотелось бы, чтобы я тратил свое драгоценное время впустую? Я вырвал господина Людовика Эмбера из лап смерти, которую ты ему уготовил. Господин Людовик Эмбер – человек признательный, и он пригласил меня отобедать у них.
Воцарилось молчание, потом мужчина спросил:
– Так вы не отказались от этой затеи?
– Малыш, – ответил Арсен, – если сегодня ночью я подстроил это жалкое нападение, если я взял на себя труд в три часа утра недалеко от крепостной стены огреть тебя тростью по запястью и дать пинка по ноге, рискуя нанести увечье своему единственному другу, то делал это, разумеется, не для того, чтобы сейчас отказываться от преимуществ, которые сулит мне столь хорошо организованное спасение.
– Но об их состоянии ходят нехорошие слухи…
– Ну и пусть ходят. Я занимаюсь этим делом вот уже на протяжении шести месяцев, и все это время собираю сведения, изучаю, расставляю сети, расспрашиваю слуг, заимодавцев и подставных лиц. Все эти шесть месяцев я живу в тени супружеской четы. И знаю, какой линии поведения мне следует придерживаться. Неважно, досталось ли им это состояние от старика Брофорда, как они утверждают, или происходит из другого источника. Я пребываю в полной уверенности, что оно существует. А раз оно существует, значит, принадлежит мне.
– Черт, сто миллионов!
– Положим, десять или даже пять, велика важность! В сейфе лежат толстые пачки ценных бумаг. Разрази меня гром, если в один прекрасный день я не доберусь до ключа.
Трамвай остановился на площади Звезды. Мужчина прошептал:
– А что сейчас делать?
– Пока ничего. Я дам тебе знать. У нас есть еще время.
Через пять минут Арсен Люпен поднимался по величественной лестнице особняка Эмберов. Людовик представил его жене. Жервеза оказалась добродушной дамой, пухленькой, очень болтливой. Она приняла Арсена Люпена с сердечной любезностью.