Но Арсен Люпен не был ограниченным человеком.
– Где сила терпит поражение, там побеждает хитрость, – сказал он себе. – Главное, надо навострить глаза и уши.
И Арсен Люпен принял все необходимые меры. После тщательного, трудоемкого осмотра пола в своей комнате он просунул свинцовую трубку в отверстие между двумя лепными узорами на потолке кабинета. Через эту трубку, служившую ему слуховой и одновременно подзорной трубой, он надеялся все видеть и слышать.
Отныне Арсен Люпен жил, распластавшись на полу. Он часто видел, как Эмберы что-то обсуждали, стоя около сейфа, проверяли регистровые книги, перебирали бумаги. Когда они последовательно поворачивали четыре рукоятки, закрывающие замок, он старался угадать цифры, считая количество перемещающихся рисок. Он вглядывался в жесты Эмберов, вслушивался в их слова. Но куда они девали ключ? Где прятали его?
Однажды Арсен Люпен, увидев, что Эмберы вышли из кабинета, не закрыв сейф, поспешно спустился вниз и решительным шагом вошел. Но они уже вернулись.
– О, простите! – извинился он. – Я ошибся дверью.
Но Жервеза бросилась к нему, увлекая за собой.
– Входите же, господин Люпен, входите же. Разве вы не у себя дома? Вы сможете дать нам совет. Какие ценные бумаги лучше продать? Акции иностранных компаний или правительственные облигации?
– Но запрет? – удивившись, возразил Арсен Люпен.
– О, он касается не всех бумаг.
Жервеза приоткрыла створку. На полках лежали папки, перевязанные ремешками. Жервеза схватила одну из папок. Но муж возразил:
– Нет, нет, Жервеза! Это безумие – продавать акции зарубежных компаний! Они еще повысятся в цене. А вот правительственные облигации достигли своего потолка. Что вы об этом думаете, дорогой друг?
Дорогой друг ничего не думал, но посоветовал пожертвовать правительственными облигациями. Тогда Жервеза взяла другую связку и наугад вытащила оттуда лист бумаги. Это была трехпроцентная акция стоимостью в 1374 франка. Людовик положил ее в карман. Во второй половине дня он вместе со своим секретарем продал ее маклеру и получил сорок шесть тысяч франков.
Но что бы ни говорила Жервеза, Арсен Люпен не чувствовал себя как дома. Напротив, его не переставало удивлять положение, которое он занимал в особняке Эмберов. Много раз ему приходилось убеждаться, что слуги не знают его имени. Они называли его просто господином. Людовик всегда говорил так: «Предупредите господина… Господин пришел?» К чему такая загадочность?
Впрочем, утихли и первоначальные восторги. Эмберы почти не разговаривали с ним. Конечно, они обращались с ним учтиво, как и подобает обращаться с благодетелем, но практически не обращали на него внимания. Складывалось впечатление, что они считают его оригиналом, который не любит, когда ему надоедают. Они уважали его уединение, словно он сам установил такие правила игры, словно это было его прихотью. Однажды, проходя по вестибюлю, Арсен Люпен услышал, как Жервеза говорила каким-то двум мужчинам: