Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни (Мур) - страница 155

Чем дольше гора Катадин сопротивлялась попыткам ее благоустроить, писали Уотерманы, тем более привлекательной она становилась для «пилигримов», которые восхищались ее диким нравом и одновременно боролись за ее неприкосновенность. В 1920 году эксцентричный миллионер по имени Персиваль Бакстер поднялся на Катадин по головокружительной тропе Лезвие Ножа. Потрясенный увиденным, он поклялся, что эти земли навсегда останутся «дикими». В следующем году, став губернатором штата, он захотел придать этому району статус государственного парка. Законодательный орган штата отказался это делать, и тогда Бакстер скупил на свои деньги прилегающие земли, приобретя в конечном итоге двести тысяч акров, на месте которых позже был создан государственный парк. С самого начала Бакстер настаивал на том, что «все, что связано с парком, должно быть простым и естественным и должно по возможности оставаться примерно таким же, каким оно было в те времена, когда только индейцы и животные свободно бродили по этим местам».

Десять лет спустя заклятый враг Бакстера, местный политик Оуэн Брюстер захотел построить новые автомобильные дороги (это стало возможным благодаря техническому прогрессу), а также большой летний коттедж и несколько небольших домиков, чтобы сделать этот район похожим на Белые горы. Бакстер успешно отбивался и в итоге сохранил парк в первоначальном неприкосновенном виде. Другими словами, «дикость» этого парка дикой природы нельзя воспринимать как данность. Она была создана тяжелым трудом.

Кому-то это может показаться странным (даже кощунственным), но на самом деле все глухие места являются делом рук человеческих. Мы создаем их точно так же, как создаём тропы; мы не создаем почву или растения, геологию или топологию (хотя и умеем это делать), а просто выбираем место, после чего определяем границы, целевое назначение и правила его использования. Катадин является символом всей дикой природы, которая всегда появляется только благодаря человеческой изобретательности, предусмотрительности и сдержанности.

«Цивилизация, – писал историк Родерик Нэш, – изобрела дикую природу». По его словам, дикая природа появилась на заре агропасторализма, когда мы начали пользоваться такими бинарными категориями, как дикий и ручной, естественный и культивируемый. В языках охотников-собирателей не существует слов, обозначающих дикую природу («Только для белого человека, – писал Лютер Стоящий Медведь, – природа могла быть дикой»). По мнению фермеров, дикая природа была чужой, бесплодной землей, полной ядовитых растений и опасных животных, поэтому она всегда противопоставлялась теплому и безопасному дому. Для этих покорителей земель дикая природа стала синонимом беспорядка, зла и страданий. Уильям Брэдфорд, губернатор Плимутской колонии и ярый приверженец этой точки зрения, считал неколонизированные территории «отвратительной безлюдной глухоманью, полной диких зверей и дикарей».