Я не люблю ходить по автомобильным дорогам, поэтому, увидев перед собой бетонное покрытие, я всегда останавливался и поднимал вверх большой палец. Иногда мне приходилось ждать час или два, но рано или поздно какая-нибудь машина все равно останавливалась и забирала меня. Затем мы уносились вдаль по длинным, прямым сельским дорогам, покрывая за час несколько дней ходьбы. Должен признаться, это до сих пор мне кажется волшебством. Однако я все равно скучал по видам, которые открываются только пешеходам. Сельская местность штата Мэн за окном представала в виде серии стоп-кадров и размытых картинок. Эта странная корпускулярно-волновая двойственность знакома всем пассажирам автомобиля. Мы проезжали мимо магазинчиков, торгующих кленовым сиропом, картофельных ферм, амишей на велосипедах и старых амбаров, которые, несмотря на перекошенность, каким-то чудом продолжали стоять прямо.
В тех местах, где тропа снова ответвлялась от дороги, я просил остановиться и продолжал идти пешком. Постоянно выскакивая из машин и снова ловя их, я не мог не задуматься о странной природе путешествий в промышленно развитых странах. Находясь в отпуске за границей, человек может не задумываясь пользоваться полудюжиной различных видов транспорта – ездить на машине, на поезде или трамвае, летать на самолете, плыть на пароме и изредка ходить пешком. На Международной тропе я начал замечать, что машин, которые помогают мне выживать, на самом деле гораздо больше: это были не только подвозившие меня автомобили, но и тяжелая строительная техника, которая прокладывала дороги и велосипедные дорожки, по которым я шел, принтеры, которые печатали карты и фабрики, на которых производилось мое снаряжение. Я ел пищу, которая готовилась, дегидрировалась, упаковывалась, регидрировалась и повторно готовилась с использованием машин. По ночам я спал в чужих домах (построенных машинами, обогреваемых машинами и заполненных машинами поменьше), или под деревянным навесом (материалы для которого были распилены и доставлены машинами), или, как это было однажды ночью, прямо под вращающимися белыми лопастями ветряной электростанции.
Самое странное, если вдуматься, заключается в том, что все эти технологии казались мне совершенно нормальными, даже естественными. Эта глубокая и часто бессознательная зависимость от технологии вдохновила теоретика дизайна и инженера Адриана Бежана назвать нас «человеческим и машинным видом».
Люди приспосабливаются к окружающей среде. Одним из способов адаптации является изобретение новых технологий. Как только изобретение получает широкое распространение, оно фактически становится частью ландшафта, еще одной особенностью, к которой мы приспосабливаемся. Затем мы создаем новые технологии, чтобы адаптироваться к существующим технологиям. Смартфон, например, приспособлен не только к анатомии человека и физическим законам природы, но и к сети вышек сотовой связи, космическим спутникам, стандартам электрических разъемов, широкому спектру компьютеров и телефонной системе, которая берет свое начало в девятнадцатом веке и до сих зависит от проводов из меди, которой мы, в свою очередь, пользуемся в течение последних семи тысяч лет.