Единственное, что меня напрягает — окружение принца. Вполне логично предположить, что королевский отпрыск окружён советниками из числа духовенства. И неизвестно, что ему насоветуют в свете того, что я совершил со святым отцом Эолатом. Ладно, может быть, я смогу отстоять свою позицию и расскажу, чем занимался покойный святой отец. Но если я с пылу с жару начну рассказывать, что всю эту религию, пропагандирующую тотальное смирение, надо разрушить до основания, добром это не кончится. Может кончится куда плачевнее. И тогда всякие-разные советники, несомненно, подумают так же, как когда-то думал святой отец Элестин, заплативший за то, чтобы мой дар можно было забрать с хладного трупа. Они подумают о моём устранении. Когда кто-то идёт против системы, система безжалостного его перемолотит и найдёт кого-нибудь менее твердолобого. А с учётом того, что кроме меня в этом мире должно быть ещё девять живых аниранов, менее твердолобый обязательно отыщется. Это лишь вопрос времени. Времени, которое у этого мира ещё есть.
— Значит, нужно себя вести очень осторожно, — пробормотал я. — Возможно, королевскому дознавателю я наговорил лишнего. Но он воспринял мои слова вполне адекватно, что пропорционально его уму. Но как воспримут мои слова остальные — невозможно предугадать. Потому разговоры о религиозных реформах надо пока оставить. По крайней мере до момента, когда я пойму, что за человек этот Тревин. Фелимид отзывался о нём с изрядной долей уважения и говорил как о прекрасном полководце. Следовательно, тот тоже не дурак. А если он поверит, что я — аниран, который действительно желает помочь, проблем не должно возникнуть. И если их не возникнет, тогда я перейду к вопросу, который меня волнует… И надо, наверное, рассказать Фелимиду про Дейдру. Сообщить, что я действительно могу помочь и тому есть живое доказательство. И попросить у него помощи. Он говорил, что вести передаются с местными почтовыми голубями. Или как их там… Надо попросить, чтобы он отправил весточку в Валензон и разузнал прибыла ли в город тройка, состоящая из тучной женщины, молодой девы и такого же молодого охотника. Возможно, у него получится что-нибудь узнать.
От общения с самим собой меня отвлёк слуга, который опять постучался с вопросом всё ли меня устраивает. Я сказал, что всё идеально, и подошёл к окну, чтобы закрыть ставни.
Во дворе зажигали факелы. Несмотря на темень, кто-то ещё трудился, собирая мусор, оставшийся после чистки овощей. Я видел, как какая-то женщина подметала землю самой настоящей метлой. Внезапно она встрепенулась, уронила метлу и принялась низко кланяться. Мимо неё прошла жена Фелимида, обернулась и что-то недовольно высказала. Женщина испуганно схватила метлу и, продолжая кланяться, начала сдавать назад. Жена Фелимида что-то грозно крикнула ей вслед, а затем переключилась на мужичка, который замер перед ней по стойке «смирно». Она перекинулась с ним парой фраз, тот угодливо закивал и принял из её рук несколько до боли знакомых листочков. Мириам развернулась и зашла обратно в дом, а мужичок торопливо побежал к стоявшей недалеко жаровне.