* * *
Утро. Где-то там, над толщей пористого, но прочного грунта. А здесь лёгкий сумрак. Огонёк светильника меньше ногтя на мизинце — безразлично. Пробралась к столу маленькая безумная. Сегодня нет сил сопротивляться её несмелой, но столь упорной заботе. Пялиться бы в тёмный свод над головой и слушать. Вот-вот начнут готовить процессию. Послышатся заунывные погребальные причитания. Нет желания вставать и показываться окружающим в настолько плохой форме, но это столь же необходимо, как и вчерашняя речь. Девушка грустно вздохнула, глянув на раскисшего единственного здесь друга. Помочь нечем, совершенно нечем. Поэтому только проснулось неуместное раскаяние. По вбитой в детстве привычке мужчина принудил себя проглотить пищу, хотя аппетит отсутствует напрочь. Сам бы себе и готовить ничего не стал, а вот от предложенного завтрака отказываться не умеет — похлёбку едва ли не автоматически проглотил до последней капли. Затем натянул на вялое тело одежду, постоял, зажмурившись, и покосился на свою «живую тень», сконфуженно перебирающую кисточку на кончике косы пальцами. Она уже вполне собралась. Оставить бы Силион здесь, чтобы глаза не мозолила на кремации. Но… рискованно.
В полной тишине процессия двинулась к истокам Малоокки. Главной остаётся безопасность. Несколько дежурных просматривают горизонт, опасаясь григстанских свидетелей происходящего, группа женщин дотошно прочёсывает каменистую почву, дабы оставалось минимальное количество следов. Властвует скорбь. Старейшины контролируют соблюдение беззвучия беспрецедентно строго: уже сам процесс погребения обратился крайне рискованным мероприятием. Время словно приостановилось. Каждый вынужден вспоминать о долгом сроке, что предводительствовал беспомощной горсткой людей решительный и мудрый воин, каким был Аюту. Отныне он превращается в героя сказок и легенд, пересказываемых из поколения в поколение детям, если их народ будет существовать и впредь. Они изучат его в качестве самого светлого идеала, цели стремления любого. Но насколько долго продлятся дни истории спасаемого им племени? Смогут ли они существовать при его отсутствии? Месяцы или века?
Пламя взметнулось до небес с сухим треском хвороста. Кто-то из старейшин подбросил что-то горючее в погребальный костёр. Будто бы история в мощных языках пламени делится надвое. Что-то будет дальше? Какие легенды родятся после сего переломного мгновения? Всё скрывает неизвестность. Только воды маленького ручейка, сливающегося с водами напоённой мифами реки долины Оутласт, всё так же бескомпромиссно струятся, переливаясь в рассветных лучах золотом. Им суждено увидеть многое. Это освящённое многими годами место терпеливо ждёт новых страниц рассказа, сочинённого жизнью: очередные трагедии и радости сложатся в чьи-то биографии, сменяясь одна за другой… Пока человечество живо.