В Уайтхолле – бывшем Йоркском дворце – по-прежнему идут работы. На Рождество король подарил Анне спальные покои. Его величество ввел ее туда сам, чтобы услышать, как она ахнет при виде занавесей серебряной и золотой парчи по стенам и резной кровати под алым атласным балдахином, расшитым изображениями цветов и детей. После Генри Норрис рассказал ему, что Анна не вскрикнула от восторга, только обвела взглядом опочивальню, улыбнулась, заморгала. Лишь после этого она вспомнила об этикете и сделала вид, будто от оказанной чести лишилась чувств; король подхватил ее, и только очутившись в его объятиях, она ахнула. Я искренне надеюсь, сказал Норрис, что каждый из нас хоть раз в жизни исторгнет у женщины такой звук.
После того как Анна, преклонив колени, выразила свою признательность, Генрих, разумеется, вынужден был удалиться, выйти из сияющего великолепия, ведя ее под руку назад, к новогоднему столу, к гостям, которые пристально изучают выражение его лица и сегодня же распространят новость по всему миру в посланиях как обычных, так и шифрованных.
Когда, пройдя через бывшие покои кардинала, он застает Анну сидящей с дамами, она уже знает – или делает вид, будто знает, – что сказали ее отец и брат. Они думают, что руководят ее тактикой, но она сама себе лучший тактик и стратег: умеет оглянуться и понять, что сделано не так. Его всегда восхищали люди, способные учиться на ошибках. Однажды – уже весна, и за открытым окном суетятся прилетевшие ласточки – она говорит:
– Вы как-то сказали мне, что лишь кардинал может дать королю свободу. А знаете, что я сейчас думаю? Как раз Вулси это бы и не удалось. Из-за гордости, из-за желания стать папой. Будь Вулси смиреннее, Климент бы ему не отказал.
– Возможно, в ваших словах что-то есть.
– Думаю, нам следует извлечь урок, – замечает Норрис.
Они разом оборачиваются. Анна спрашивает: «Вот как?» – а он: «И какой же урок?»
Норрис в растерянности.
– Вряд ли кто-нибудь из нас станет кардиналом, – говорит Анна. – Даже Томас, который метит высоко, не претендует на этот сан.
– Не знаю, я бы не стал биться об заклад. – Норрис выскальзывает из комнаты, как может выскользнуть только лощеный джентльмен, оставив его наедине с дамами.
– Итак, леди Анна, – говорит он, – размышляя о покойном кардинале, находите ли вы время помолиться за его душу?
– Я думаю, что Господь ему судья, а мои молитвы ничего изменить не могут.
Мария Болейн произносит мягко:
– Анна, он тебя дразнит.
– Если бы не кардинал, вы бы вышли за Гарри Перси.
– По крайней мере, – бросает она резко, – я имела бы достойный статус супруги, в то время как сейчас…