– Я вернусь к вашему величеству через неделю, – говорит Стивен. Елейные слова вырываются из глотки, как утробный рык.
Король хохочет:
– А пока нам по душе Кромвель. Мы довольны его обхождением.
Как только Винчестер выходит, Анна вновь прижимается к королю, стреляет глазами, словно предлагает ему разделить тайну. Она по-прежнему туго зашнурована; единственный внешний признак беременности – чуть набухшая грудь. Никто официально не объявляет, что королева ждет наследника: когда речь идет о женской утробе, ничего нельзя знать наверняка. Возможны ошибки. Однако весь двор уверен, что она носит под сердцем дитя, и сама Анна так говорит: яблоки на сей раз не упоминаются, все, на что ее тянуло тогда, теперь вызывает отвращение – так что, по всем признакам, будет мальчик. Билль, который он намерен предложить палате общин, не предвосхищает несчастья, как думается Анне, а, напротив, упрочивает ее статус. В этом году ей исполнится тридцать три. И как он мог столько лет смеяться над ее плоской грудью и желтоватой кожей? Теперь, когда она королева, даже он видит, что Анна – красавица. Черты правильные, точеные, головка маленькая, как у кошки, шея отливает минеральным блеском, словно припудренная золотой обманкой.
Генрих говорит:
– Как посол Стивен несомненно хорош, однако я не могу держать его при себе. Я доверял ему в самом важном, а теперь он против меня. – Качает головой. – Я ненавижу неблагодарность. Ненавижу вероломство. Вот за что я ценю вас. Вы не отступились от своего господина, когда того постигла беда. Для меня это лучшая рекомендация. – Можно подумать, беда постигла Вулси без всякого участия короля. Можно подумать, с вершины власти его сбросила молния. – И еще меня огорчает Томас Мор.
Анна говорит:
– Когда будете составлять билль против лжепророчицы Бартон, включите туда, кроме Фишера, еще и Мора.
Он качает головой:
– Не выйдет. Парламент не примет. Против Фишера довольно свидетельств, и члены палаты общин его не любят, он говорит с ними, словно с турками. Однако Мор приходил ко мне еще до ареста Бартон и доказал свою полную непричастность.
– Но это его напугает, – говорит Анна. – Так пусть испугается. Страх лишает человека воли. Мне случалось такое наблюдать.
Три часа дня. Вносят свечи. Он сверяется с журналом Ричарда: Джон Фишер ждет. Сейчас надо вызвать в себе злость. Он пробует думать о Гардинере, но его разбирает смех.
– Сделайте лицо, – говорит Ричард.
– Вы не поверите, но Гардинер мне должен. Я оплатил его назначение на Винчестерскую епархию.
– Стребуйте с него долг, сэр.