Несмотря на гнетущее напряжение и полную неопределенность, у Гамбо легко на душе – как давно уже не было. Впервые с того дня, как он принял батальон, его не обременяет ответственность за своих людей. В этот миг, шагая в темноте к реке и навстречу врагу, ставшему между ним и свободой, он – просто один из них. Последние распоряжения отданы на закате, других не будет. И звучали они так: «всем, кто сможет, – прорваться к реке, перебраться на другой берег и продолжать борьбу». И теперь каждый сам отвечает за себя, потому что, когда начнется бой, никто уже ничего контролировать не будет. И пойдет этот бой в темноте, и каждый будет драться как может, как умеет, действуя на свой страх и риск – а уж того и другого будет в достатке, – пытаясь вырваться из кольца. Стараясь добраться до реки.
Гамбо чувствует, как вспотела рука, сжимающая пистолет. Он перекладывает его в левую, чтобы вытереть правую о рубаху, и в этот миг ожидаемое происходит: впереди, не очень далеко, гремит выстрел, а следом – глуховатый разрыв гранаты. Потом, ослепляя, в небо взвивается ракета и освещает кустарник, взгорки и низины, и замершая было черная гусеница вдруг оживает, рассеивается во все стороны во тьме, разрываемой вспышками, взрывами, лиловатыми или белыми трассами жужжащего свинца, которые высекают искры из камней, срезают ветки, скрещиваются и пересекаются, словно стежки исполинской швейной машинки.
Гамбо бежит, как и все остальные; слышит басовитый посвист пуль, пролетающих мимо, ощущает мгновенную пустоту вокруг, когда они, проходя по касательной, словно высасывают воздух вокруг. Спотыкаясь о кусты, оскальзываясь на камнях, задыхаясь, он мчится вперед – и не останавливается, не ищет, где бы укрыться, потому что знает: кто прильнет к земле, с нее уже не поднимется. Бежит вслепую в том направлении, которое полчаса назад закрепил в его сознании инстинкт, и старается не терять из виду Полярную звезду, хотя и там, куда он мчится, мерцают огоньки выстрелов, стремительно распускаются соцветия взрывов.
Едва гаснет одна ракета, как поднимается к небу другая, заливая все кругом фантасмагорическим млечным светом. Гамбо бежит во весь дух, и легкие его жжет, как будто внутри у них раскаленные угли. Его солдаты бегут кто позади, кто слева, кто справа. Одни опережают его, других обгоняет он. Гирлянда вспышек впереди перерезает им путь, и кое-кто из бегущих растягивается на земле. Отчетливо слышно, как пули врезаются в тело, дробят кости. Майор, вскинув пистолет, стреляет по вспышкам, потом пробегает еще немного – и внезапно падает в неглубокую лощину, где скорчились еле различимые во тьме силуэты врагов. Набегают его солдаты, и в лощине вскипает неразбериха рукопашной схватки. Крики, звуки ударов, лязг оружия. Гамбо в упор стреляет в фигуры без лиц, слышит вопли тех, кого пронзают штыками, прокладывает себе путь наружу, выбирается наверх и снова бежит, краем глаза держа в поле зрения Полярную звезду и стараясь, чтобы она все время была за левым плечом. Последняя ракета уже почти коснулась земли, но в ее меркнущем свете еще можно разглядеть черные силуэты – люди бегут, стреляют, падают, умирают. Бьются за свою жизнь.