Тем не менее он еще жив. Из пробитой трахеи рвется хриплое прерывающееся дыхание – вдох-выдох. И уцелевший глаз, ярко-голубой, движется, следя за приближающимся фалангистом. Бескос в испуге замечает, что на раненом вылинявшая синяя рубашка, бриджи и высокие кожаные гетры. Рядом валяется пистолет маузер.
– О-ох ты, м-мать твою… – восклицает капрал, который в этот миг тоже подошел поближе и увидел цвет рубашки. – Да это же свой. Наш.
– Нет. Красный. Приглядись.
Авельянас походит вплотную:
– Да, верно. Ох, ну я и перепугался… Вроде иностранец.
– Интербригадовец.
– Похоже.
Бескос достает из кармана раненого бумажник. С фотографии смотрит человек в очках – худощавое лицо, орлиный нос. Но прочесть фамилию ему не удается.
– Ода… Оду, а дальше хрен поймешь…
– Дай-ка. – Авельянас забирает книжечку. – О’Даффи его фамилия. Ого, целый майор… Мы с тобой кокнули старшего офицера ихней интербригады… Интересно, что он тут делал в одиночку?
Бескос показывает на окровавленную и грязную повязку, которая стягивает левое колено и поддерживает палку, заменяющую шину.
– Он ранен, видишь? Его свои тут оставили, ясное дело, а он пытался доползти до реки.
– Бедолага… – Авельянас смотрит на Бескоса, не зная, какое решение принять. – Ну и что делать с ним будем?
– Я бы не стал добивать.
– Я бы тоже.
– Он и так недолго протянет. Верно я говорю?
– Верно. Пусть умрет своей смертью.
– Вот и ладно. – Капрал прячет книжечку, подбирает с земли и с довольным видом взвешивает на руке маузер, прежде чем сунуть его за пояс. – Потом доложим лейтенанту.
Они собираются уйти. Но голубой глаз раненого устремлен на Бескоса, следит за каждым его движением, словно и не замечая второго фалангиста. Потом О’Даффи стонет как-то иначе: он как будто силится что-то произнести. Влажный хрип вырывается из развороченной гортани. Бескос слегка наклоняется, а раненый медленно поднимает правую руку, подносит ее к виску, прикасается к нему указательным пальцем в крови, сгибает его в суставе, будто нажимая на спусковой крючок.
– Просит, чтоб пристрелили.
Голубой глаз неотступно смотрит на Бескоса, но тот качает головой:
– Нет. Погоди, может, кто появится и полечит тебя… Лежи спокойно.
Раненый повторяет свое движение. Потом дотягивается до кожаного футляра, висящего у него на боку. С трудом, непослушными пальцами открывает его, достает изящный театральный бинокль, отделанный перламутром. Протягивает Бескосу и снова подносит согнутый палец к виску.
– Ну, раз просит, уважь, – говорит капрал. – У него есть право не издыхать здесь в долгих муках и одиночестве, как собака, а умереть быстро.