Что всё это значит? Это значит, что женщина в дореволюционной России жила в условиях постоянной физической опасности и систематического унижения. Женщина – не человек, а материал и механизм. Причём недорогой, испортить не жалко. Но женщина – это мать, и Сын Божий, Христос, рождён женщиной. Если в России не ценилось материнство, то значит, в России вообще человек, душа живая, не являлся ценностью. Две трети рождённых можно было выбросить на кладбищенскую свалку, как мусор. Да, здесь открывается великая историческая тайна о России. Человек не ценен. В этом и ни в чём другом причина огромных потерь русской армии в окопах Первой мировой войны, массовых убийств времён Гражданской войны, голодомора, сталинских репрессий и ни с чем не сравнимых жертв, понесённых в Великой Отечественной войне. В России людей не жалко. Бабы новых нарожают.
Но эти беды не были ещё ведомы Александре Коллонтай, когда она впервые осознала невозможность жизни в таких условиях. В её социальной среде – образованной и обеспеченной, составлявшей, правда, лишь 1–2 % населения страны, – материнство и детство были сравнительно неплохо обустроены. Платой за благополучие было, однако, отсутствие свободы жизненного выбора. Хозяйка при муже, мать при детях – вот две допустимых женских роли. Всё остальное, всякое проявление свободы, самостоятельности в общественной деятельности, в образе мыслей, в любви – осмеивается или осуждается. Женщина в обеспеченной семье – чижик в клетке. Первым следствием пережитого Александрой перелома становится её уход из семьи.
Странность, кажущаяся необъяснимость этого поступка заключалась в том, что поперечная Александра вовсе не разлюбила мужа, не бросила сына. И с мужем, и с сыном у неё сохранялись тёплые, даже нежные отношения. В 1914 году в письме к сыну она с негодованием пишет о каких-то недоброжелателях старшего Коллонтая (к тому времени уже генерала): «Папина честность и благородство им – бельмо в глазу». В 1917 году, перед возвращением в охваченную революционной горячкой Россию, беспокоится о здоровье Владимира Людвиговича, с которым за год до этого наконец официально оформила развод. Впоследствии, после его смерти (он умер в том же 1917 году), она возьмёт на себя заботу о его второй жене Марии Ипатьевне, устроит её секретаршей в полпредство СССР в Норвегии, поможет выйти замуж за норвежца и навсегда остаться в этой благополучной стране. О сыне Михаиле будет заботиться до самой своей смерти. Его тоже устроит на хорошую работу: в наркомат внешней торговли. Её уход из семьи в 1898 году был подобен уходу праведницы в монастырь: не от скуки и не за лучшей долей, а по великому призванию, которому невозможно сопротивляться.