Но идеал оказался недостижим – ни в личной жизни, ни в социально-политической борьбе. 1917 год был для Коллонтай временем высочайшего политического и жизнетворческого взлёта; год 1918 – началом великих разочарований. В России настало время, когда, казалось, можно всё творить, на всё замахиваться, реализовывать любые мечты и утопии. Коллонтай с жаром берётся за дело: четыре месяца на посту наркома госпризрения наполнены подготовкой и изданием декретов, долженствовавших защитить права женщин и детей, разрушить устои старой «буржуазной» семьи и выработать принципы новой семьи, коммунистической – на основе пролетарского коллективизма, равенства полов, отсутствия домашней эксплуатации… Но всё разбивается о реальность: кругом нарастающий хаос, разруха, насилие. В стране хозяйничают несколько миллионов вооружённых озлобленных мужиков. Разгорается Гражданская война. Какое тут социальное обеспечение!
Опять и опять Коллонтай пытается плыть поперёк течения. Подписанный по инициативе Ленина Брестский мир воспринят ею как капитуляция перед ненавистным империализмом. На IV Чрезвычайном съезде Советов, проходившем в марте 1918 года, после переезда правительства в Москву, она выступает против ленинской линии: «…Этот мир… едва ли будет представлять нечто большее, чем бумажку, которую подпишут обе стороны, с тем, чтобы её не соблюдать… Сейчас уже началась другая война, определённая, ясная война белых и красных… Мы должны использовать этот момент, создавая интернациональную революционную армию. И если погибнет наша Советская Республика, наше знамя поднимут другие…» Сразу же после съезда она уходит из правительства. Вместе с ней покидает свой пост и Дыбенко. Вдохновлённые совместным бунтарством, Коллонтай и Дыбенко публикуют в газетах объявление о том, что они сочетались первым в республике гражданским советским браком. Пример всем: никаких венчаний, регистраций. Свободные буревестники революции объявляют товарищам о своём союзе.
Известие о «коммунистическом браке» было опубликовано в тот же день, что и постановление об отдании Дыбенко под трибунал. На следующий день он арестован по личному распоряжению Дзержинского. Ещё через несколько дней освобождён из-под ареста по ходатайству и за поручительством гражданской супруги. (Попробовали бы не освободить! Примчавшиеся из Питера в Москву толпы матросов чуть не разнесли дом, в котором помещалась ЧК). Бросив свою поручительницу, Дыбенко немедленно уезжает из Москвы и приступает к активному революционному буйству в рядах анархистов и левых эсеров в разных уголках необъятной России. Ленин шутил: мол, надо приговорить Дыбенко и Коллонтай к нескольким годам взаимной верности, это будет для них худшим наказанием.