Потом он отвозил меня домой на санях. Блок склонялся ко мне и что-то спрашивал. Литературно, зная, что так вычитала где-то в романе, я повернулась к нему и приблизила губы к его губам. Тут было пустое моё любопытство, но морозные поцелуи, ничему не научив, сковали наши жизни».
В январе 1903 года состоялся сговор, а 25 мая – обручение, всё в той же Петропавловской церкви Петербургского университета. Свадьбу по желанию родителей невесты отложили до лета. Венчались 17 июля в церкви села Тараканова, что между Шахматовым и Бобловым. Всё совершилось должным образом. Венцы держали Сергей Соловьёв и граф Розвадовский, петербургский знакомый семьи Менделеевых, в будущем – католический монах. (Род Розвадовских принадлежит к гербу Трубы, и этот факт в контексте поэзии Блока того времени приобретает мистический оттенок: «Сторожим у входа в терем, / Верные рабы. / Страстно верим, выси мерим, / Вечно ждем трубы»). Отец невесты, великий Дмитрий Менделеев, всплакнул в церкви. Плакала и мать жениха. На пороге бобловского дома крестьяне осыпали молодых хмелем. После свадебного обеда молодожёны уехали в Петербург.
Ко времени женитьбы Блок уже приобрёл некоторую известность как поэт – правда, пока ещё в узком кругу литераторов, именуемых «декадентами» и (или) «символистами».
Оба названия условны и слабо связаны с реальностью.
Понятие «декаданс» (в переводе с французского – упадок) перенесено на русскую почву из цветников французской литературы. Там им обозначали зародившееся в 1860-х–1870-х годах течение, поэтизирующее нравы поздней Римской империи и вообще всяческий упадок, тлен и разложение. К декадентам относили Теофиля Готье, Шарля Бодлера, Поля Верлена, Артюра Рембо – поэтов-новаторов, чьё творчество оставалось непонятным культурному французскому обывателю.
Термин «символизм» тоже французского происхождения. Его ввёл в оборот поэт Жан Мореас, утверждавший, что «символическая» поэзия «стремится облечь Идею в чувственно постижимую форму» и что «картины природы, человеческие деяния, все феномены нашей жизни значимы для искусства символов не сами по себе, а лишь как осязаемые отражения Первоидей». Оптимистичный и плоский позитивизм времён расцвета буржуазного общества уступает место идеалистическим поискам вечной истины, скрытой за туманными завесами отражений, мистических связей, перевоплощений. Символистами стали называть себя поэты, стремящиеся от решения социальных задач или от угождения вкусам буржуазии уйти ввысь, к «вечным вопросам» и «великим постижениям». Пантеон символизма к началу XX века составили французы Стефан Малларме, Жюль Лафорг, Анри де Ренье, Поль Валери, уже упомянутые Верлен и Рембо, франко-бельгийцы Морис Метерлинк, Эмиль Верхарн, австрийцы Райнер Мария Рильке, Гуго фон Гофмансталь, норвежец Генрик Ибсен.