— А плешивый-то рядом с тобой совсем растаял. Слышишь, как он охает и сопит. Вот погоди, когда часть кончится, увидим под стулом большую лужу…
Слова ее подействовали на Ирму — будто ком снега попал ей за пазуху, особенно потому, что Лонни произнесла их громко, словно хотела, чтобы их услышал и сам господин, сидевший рядом. К тому же Лонни успела разглядеть что-то такое, о чем Ирма не имела еще и понятия: она заметила плешь на голове господина, и когда в перерыве загорелся свет, то же увидела и Ирма. И симпатичный господин вдруг стал в глазах Ирмы жалким и смешным; казалось совершенной нелепостью, что кто-то всерьез охает в темном зале кино, сидя рядом с девушкой, хотя у самого голое темя, так что человека вполне можно назвать плешивым. Будь у него шевелюра, да к тому же еще и кудрявая. — дело другое; теперь же Ирма готова была рассмеяться. Однако господин продолжал вздыхать, словно его плешь была лишь обманом зрения или будто он полагал, что в темном зале его голое темя не в счет, ведь охает он лишь при погасшем свете, а не в перерывах.
— Давай пересядем, — шепнула Лонни и встала; пришлось встать и Ирме. Ища свободное место, Лонни двигалась так неосторожно, что споткнулась о мотающуюся ногу господина, едва не упала и нечаянно сбросила с его коленей котелок. Человек, сопя, закопошился, нагнулся к полу, а Лонни стала извиняться. Когда он наконец поднял свою шляпу, Лонни уже уютно устроилась в кресле, и ее локоть занял весь подлокотник, как, только что занимал его локоть господина, вытесняя руку Ирмы. Но это длилось недолго, вскоре господин встал и пересел в другой ряд.
— Пошел искать другую дурочку, — сказала Лонни Ирме. — Интересно бы посмотреть. Хочешь, пойдем за ним, посмеемся!
Но нет, Ирма не захотела, она не понимала, над чем собирается смеяться Лонни. Так они и просидели в своих креслах до конца программы. Однако светлое настроение уже не возвращалось к Ирме: печальная судьба несчастной девушки не волновала ее, словно и здесь дело не обошлось без какого-то смешного плешивого старика. Лонни же все больше загоралась и уже не могла молчать. Казалось, она готова сама вспрыгнуть в экран и рассудить все по-своему.
— Знаешь, Ирма, — говорила Лонни, — если бы я сделала тебе что-нибудь такое, как эта мерзавка, меня следовало бы удавить или отравить крысиным ядом. Да, крысиным ядом! Это легко устроить: возьми бумагу с мушиным ядом, возьми побольше — и дело с концом. А этого мужика я застрелила бы из-за угла! Не беспокойся, я бы нашла человека, который прикончил бы его.