И вот Кусти пьет из бутылки каткуского Виллу и беседует с ним, точно Виллу — хозяин праздника, устроенного на берегу кырбояского озера; однако не пойти к озеру Кусти не может, сегодня для него приглашение хозяйки Кырбоя важнее, чем водка каткуского Виллу. Выпив лишь столько, сколько нужно для поднятия настроения, Кусти уходит, растягивая на ходу мехи своей трехрядки; он играет с такой удалью и задором, точно сам хозяин праздника подпоил его с тем, чтобы Кусти сыграл свои лучшие вещи.
Так каткускому Виллу и не удалось осуществить план, задуманный для того, чтобы сорвать праздник, который устроен сегодня в сосновом лесу на берегу кырбояского озера. Виллу задумал оставить праздник без гармониста — лыугуского Кусти, да не смог, а лишить праздник чего-нибудь другого он и не пытался, это не имело бы ровно никакого смысла. Виллу слышит, как Кусти идет по дороге с гармошкой. Гармошка поет так славно — она висит у Кусти на груди и заливается, словно зовет всех, у кого есть уши, в Кырбоя на яанов огонь, зовет она и каткуского Виллу. Виллу чувствует, что зовет. И невольно думает: а что, если и он пойдет, что, если он пойдет, как все другие, словно он и не пытался заманить к себе Кусти бутылкой водки. Да почему бы ему и не пойти, ведь он никому, даже самому Кусти не обмолвился о своем намерении заманить его водкой.
Виллу прислушивается к гармошке, удаляющейся по лесной дороге, и в мыслях у него один лишь праздник, устроенный на берегу озера хозяйкой Кырбоя; ни разу не вспоминает он о бобылке Ээви, тогда как она, стирая детское белье, думает только о Виллу.
Почему так получилось, непонятно, но Виллу перестал вдруг прислушиваться к гармошке лыугуского Кусти, а вместо этого вскочил и побежал — побежал догонять Кусти. Он чувствовал, что от водки его разморило больше чем следует, что сегодня достаточно было только в бане попариться, — ведь Виллу бежит сейчас на зов хозяйки Кырбоя, переданный ему через батрака Яана. Виллу бежит изо всех сил, бежит задыхаясь, пока не догоняет Кусти и вместе с ним не присоединяется к веселящейся толпе, — оба они под хмельком, обоих здесь давно ждут.
Но протолкаться вперед Виллу не решается, хотя он и навеселе; он выходит вперед только тогда, когда начинают искать кого-нибудь, кто умеет пускать ракеты. Вернее, он и теперь не выходит вперед — какое ему дело до ракет хозяйки Кырбоя; его вытаскивают насильно, ведь он человек, который все знает, все умеет, почему бы ему не уметь обращаться и с ракетами.
И вот Виллу встречается с хозяйкой Кырбоя возле ракет, а повстречавшись, здоровается, здоровается робко и вежливо, словно она еще не хозяйка, а воспитанная кырбояская барышня, оставляющая следы своих ножек на прибрежном песке, где она гуляет в сопровождении оглохшей и ослепшей собаки. Виллу не решается даже протянуть хозяйке руку, он лишь приподнимает фуражку, словно намереваясь спросить, что барышне угодно или что она прикажет. Но хозяйка сама подходит к нему, смотрит на него при свете яркого пламени, протягивает руку и говорит с улыбкой: