— А какая у нее болезнь? — спрашивает хозяйка.
— Кто знает, — говорит Ээви, — старая она, внутри все болит, есть ничего не может, от всего изжога.
Но у барышни нет лекарства от такой болезни, когда внутри все болит и человек ничего есть не может. Она обещает сама заглянуть в куузикускую хибарку, обещает даже, если надо будет, послать за врачом, но это не успокаивает Ээви, она продолжает плакать.
— Не плачьте, — говорит хозяйка, — сын вас утешит.
Так, видимо, думает и Ээви, она берет мальчика на руки и уходит, словно сказала все, что собиралась сказать. Дома мать спрашивает ее:
— Где ты была с мальчиком столько времени, уж не в Кырбоя ли?
— Нет, — отвечает Ээви.
— Куда же ты ходила? — допытывается мать.
— Да так, гуляла, — говорит Ээви, радуясь тому, что хоть раз послушалась матери, не поговорила с хозяйкой Кырбоя, не попросила оставить Виллу в покое ради нее, Ээви, и ее маленького сына.
Сегодня в Кырбоя и во всех окрестных лесах большой праздник — сбор орехов, поэтому, куда ни пойдешь, всюду шум и гам, говор и ауканье, игры и смех. Даже трехрядка лыугуского Кусти ревет сегодня над вересковой пустошью, словно на берегу озера с опозданием празднуют яанов день.
Собралась на праздник сбора орехов и хозяйка Кырбоя. Сперва она долго колебалась, но после ухода бобылки Ээви с сыном перестала колебаться: хозяйка решила пойти на праздник во что бы то ни стало. Могло случиться, что ее доля орехов осталась бы сегодня в лесу, и они в конце концов осыпались бы с деревьев на корм мышам, но теперь, благодаря бобылке Ээви и ее маленькому Виллу, хозяйка раздумала оставлять свою долю орехов в лесу, теперь раздумала.
Пошел сегодня в лес и каткуский Виллу. Вряд ли он собирал орехи, ведь он едва мог разглядеть их своим поврежденным глазом, за исключением разве лишь тех, что росли совсем низко и целыми гроздьями. Виллу отправился в лес просто так, словно и не знал, что сегодня праздник сбора орехов, привлекший в лес множество народа — парней, девушек и даже пожилых людей. Сперва он бродил один, как всегда с тех пор, как вернулся из больницы, бродил и прислушивался к шуму, гаму, смеху и ауканью, наполнявшим лес. Но когда услышал, что и лыугуский Кусти тут со своей трехрядкой и что он играет так, словно уже успел в меру захмелеть, Виллу не выдержал и пошел прямо на звуки гармошки.
Кусти и в самом деле был навеселе, иначе он не растягивал бы с таким усердием мехи своей гармошки; деревенские парни, которым хотелось, чтобы Кусти играл как следует, позаботились о том, чтобы его подпоить.
Парни позаботились и о том, чтобы самим не остаться в праздник сбора орехов трезвыми, поэтому у многих карманы оттопыривались не от орехов, а от бутылок. Была у них и красная водка, сладкое вино, припасенное для поющих девушек, которые пронзительно кричали и взвизгивали каждый раз, когда парни лезли к ним в карманы за орехами.