Полчаса Дэвида слушали молча, как загипнотизированные, ловя на лету каждое его слово, каждый довод. Убежденность, с которой он говорил, покоряла всех. Он увлек слушателей историей их собственного класса: беззаконие за беззаконием, предательство за предательством. Он воодушевил их словами о солидарности рабочих, товарищеской верности и отваге перед лицом опасности.
– Помогите же мне, – воскликнул он в заключение, протянув руку со страстным призывом, – помогите бороться за вас, добиться для вас справедливости!
Он умолк и стоял как слепой, побежденный сильным внутренним волнением. С минуту было очень тихо. Но вот загремели одобрительные крики, настоящий ураган приветствий. Гарри Огль вскочил и тряс Дэвиду руку. Кинч, Вилсон, Кэрмайкл и Геддон – все были тут, подле него.
– Вы их захватили! – пытался Геддон перекричать шум. – Всех до единого!
Уикс хлопал Дэвида по спине, множество орущих людей ринулись вперед, окружили его, тянулись пожать ему руку, говорили все разом, так что Дэвид совсем растерялся. Внизу, в зале, стоял ужасающий шум, топот ног, хлопки. И все эти звуки летели в ночь, будя эхо.
На следующий день за Дэвида было подано 12 424 голоса. Это была победа, триумф, о котором он и мечтать не смел, – такого большинства голосов не получал ни один кандидат в Слискейле за последние четырнадцать лет. Дэвид стоял без шапки перед зданием муниципалитета, а ликующая толпа, тесно окружив его, кричала «ура», колыхалась вокруг, кричала все снова и снова. И у него кружилась голова, он чувствовал прилив нового воодушевления, новых сил. Да, вот он преодолел все, сам не зная как, и теперь он у цели.
Роско пожал ему руку. Толпа еще оглушительнее закричала «ура».
Роско держал себя молодцом, он улыбался, несмотря на жестокое разочарование. Но Ремедж не улыбался. Ремедж тоже был здесь, вместе с Бэйтсом и Мэрчисоном. Он не поздоровался с Дэвидом. Он стоял, насупив брови, угрюмый, грозный, и на лице его было смешанное выражение упрямого недоверия и непримиримой враждебности.
Дэвид произнес короткую, но пылкую речь. Он не помнил, что и как говорил. Он благодарил их, благодарил от всего сердца. Он обещал работать для них, бороться за них. Он хотел служить им.
Ему подали телеграмму – поздравление от Нэджента. Телеграмма Гарри Нэджента так много значила для Дэвида! Он прочел ее торопливо и сунул в карман на груди. Все новые и новые люди подходили и поздравляли, все новые рукопожатия, приветственные клики. Неожиданно толпа запела песню, которая начиналась словами: «Он славный товарищ». Они пели эту песню для него. Какой-то репортер, ныряя в толпе, проталкивался к нему. «Небольшое интервью для „Аргуса“, мистер Фенвик! Ну пожалуйста, сэр, хоть пару слов!» Фотографы в проходе, яркая вспышка магния. Опять крики. Наконец толпа медленно начинает расходиться. Еще слабо доносится «ура» из различных частей города. Питер Вил сон, доверенное лицо Дэвида, посмеиваясь и подшучивая над ним, провожает его вниз по лестнице. Все кончилось! Он победил!