Но связаться с Каталинией Восемнадцатой у льеры иль Гише так и не вышло.
* * *
— Что ты хотела ей предложить? — спросил я.
Слушая откровения Лукории, вновь придвинул к себе карауку, наигрывал спокойную, печальную мелодию — точно подбирал музыкальный фон под рассказ штос-офицерши.
— Всё, что бы она ни пожелала, — ответила Лука.
Она сидела рядом со мной, опустив взгляд, разглядывала носки своих сапог. Плечи её поникли, пальцы теребили тесьму на мундире. Из груди льеры то и дело вырывались тоскливые вздохи.
— Даже устроила бы тот самый заговор, в котором тебя обвинили? — спросил я.
Лука повела плечами. Повернула ко мне всё ещё опухшее от побоев лицо — льера Лукория либо не видела необходимости приводить его в порядок, либо не находила на это времени.
— Она королева, — сказала штос-офицерша. — Я без раздумья исполнила бы любой её приказ. Ведь именно ей я когда-то дала присягу.
Говорила твёрдо: верила в свои слова.
— Тогда пиши, — сказал я.
— Что писать? — спросила Лука.
Я взмахнул рукой.
— Всё, что ты нам только что рассказала. И про зелёные глаза… и про присягу. Про чувства свои напиши обязательно. Не жалей слов: краткость не всегда сестра таланта — иногда она признак косноязычия. Говорить у тебя получалось неплохо. Вон, Вася не даст соврать. Надеюсь, письменно свой рассказ ты изложишь не хуже. Помни только, что ты пишешь любимой женщине, а не строчишь донесение вышестоящему начальству.
— Кому пишу?
Штос-офицерша отпрянула от меня, словно испугавшись.
— Лука, не строй из себя непробиваемую солдафонку, — сказал я. — Уж я-то знаю, что ты не такая. Пиши своей королеве. Всё, что только что рассказала нам. Если её это не проймёт — значит, у вашей Каталинии Восемнадцатой попросту нет сердца. Вон, от твоей истории даже у Васи на глазах появились слёзы.
Слуга рода Силаевых перестала натирать меч, посмотрела на меня. Промолчала: должно быть сообразила, что я лишь образно выражался — мне и самому было сложно представить Васю плачущей из-за каких-то там чужих сопливых историй. Но Лука-то знала Васелеиду не так хорошо, как я: могла и поверить.
— Напишу, — сказала Лука. — И что дальше? Ты знаешь кого-то…
— Сам отнесу.
Теребившие тесьму пальцы штос-офицерши замерли.
Лука разглядывала меня сквозь щёлочки между опухших век — пыталась сообразить, говорю я серьёзно или разыгрываю её.
— Ты?
— Льера Лукория, — сказал я. — Что тебя не устраивает? Я не подхожу тебе в качестве посланника?
Сыграл тоскливый проигрыш из «слёз-алмазов».
Лука прижала к груди руки — точно, как та актриска из плаксивой пьесы.
— Ты… сделаешь это для меня? — спросила она.