Из писем января 1972
Moscou, Ambassade de France
Service culturel, scientifique et technique[313]
Дорогой Тятенька,
Ну, наконец, мы окончательно поселились – расставили мебель, повесили картины, Анна разложила белье и одежду по шкафам, и мы стали жить московской жизнью.
Дети ходят в школу (французскую) и довольны ею. После обеда они дома – готовят уроки, играют на дворе. Позавчера им купили коньки и они катаются (не без падений). Я заказал 5 пар лыж. Кроме всего этого у нас завелась собака, "чистокровная дворняжка" по кличке Benjamin, и прозвана "Беник".
Московская жизнь все та же, о которой я тебе говорил две недели назад: посольство и светские обязанности. В театре мы были уже раз и два раза на концертах. Сегодня собираемся съездить в Коломенское.
Холода теперь серьезные (было на днях 32° мороза), и мы с Анной заказали себе шубы в Финляндии. Детям и Анне купили настоящие русские шапки, и они с ними не расстаются.
В Париже я буду, вероятно, в конце февраля, может быть, в начале марта. Заберу с собой кое-какие книги. Пользуется тут успехом Б. Попл., и я жалею, что не захватил 2–3 "Снежных часов" и "Дирижаблей".
На днях я тебе пошлю чек, так как вспомнил, что уже давно не посылал.
Теперь надо запечатать письмо и постараться завести мотор машины (на дворе 20° и прекрасное солнце).
* * *
Я получил «Русскую мысль». Очень тебя прошу попросить, чтобы прекратили мне ее присылать. Если что будет интересное, то отложи, в феврале я прочту, а здесь это только может навредить.
Все живы-здоровы. Холода уже не такие свирепые.
Александр Солженицын. «Невидимки»
Татищев (для маскировки назвали мы его «Эмиль», а для русского звучания «Милька»), кажется, наделал вначале опрометчивых шагов, из-за которых должен был потом долгое время осторожничать. Впрочем, стиль – это человек, у Татищева был свой стиль, не вполне отвечавший нашим ожиданиям; как он сам уверял, – в его кажущейся легкости и заключалась его настороженная бдительность (Ева, в высшей степени именно такая, со стороны находила Мильку безрассудно-неосторожным и все его поправляла и поучала). И правда, никогда он не попался и без провала выслужил весь срок. Не раз ослаблялась с ним связь, далеко не всегда, не сразу и не в нужном объеме мы могли с ним передать, – но порою он нас очень выручал, особенно передачей письма, распоряжения, известия – и всегда прямо к Струве, без околичностей, в нужные руки.