Другой подход последовательно отстаивает А. Жовтис, опирающийся на исследовательскую традицию Е. Поливанова З. Черны. В ее основе концепция смены мер повтора фонетических сущностей, предложенная Е. Поливановым. Применительно к свободному стиху она предполагает связанность тем или иным традиционным принципом стихообразования следующих друг за другом строк, т. е. своего рода микрополиметрию; стихотворение, рассматриваемое с точки зрения концепции смены мер, представляется коллажным построением, каждый фрагмент которого может быть отнесен к одной из ранее известных и описанных систем, целый же текст, именно в силу своей разнородности, к принципиально новой системе. Эту точку зрения вполне разделяет в своей книге о русском свободном стихе О. Овчаренко. Уязвимость подхода обусловлена двумя факторами: во-первых, он дает практически безграничные возможности для исследовательского волюнтаризма, что вполне подтверждают конкретные разборы его приверженцев, а во-вторых, лишь очень немногие, и в основном самые ранние факты русского свободного стиха могут быть описаны с помощью предложенной концепции. В целом же концепция смены мер повтора представляется в значительной мере усовершенствованным вариантом первого из рассматриваемых нами подходов.
Наконец, третий подход предполагает рассмотрение свободного стиха как самостоятельной и при этом противостоящей всем предшествующим системы национального стиха, строящейся на последовательном отказе от всех традиционных приемов стихообразования и способной, вследствие этого, появляться только на определенном этапе развития национальной стиховой культуры. Этой точки зрения придерживаются многие современные стиховеды, в том числе М. Гаспаров и автор этих строк. В парадаксально-эпатирующем виде она представлена в манифестах В. Куприянова, утверждающего, что свободный стих является не одной из систем стихосложения, а третьим, самостоятельным по отношению к стиху и прозе, типом ритмической организации речевого материала.
Различие в подходах до недавнего времени во многом было обусловлено малым объемом привлекаемого к анализу материала. В последние годы его массив значительно расширился как за счет выведенной из забвения русской литературы начала XX в. и зарубежной русской поэзии, так и за счет публикации многих десятков авторов, писавших свободным стихом в 1960–1980-е гг. и обратившихся к нему сегодня, что позволяет серьезно уточнить теоретическое осмысление природы и специфики русского свободного стиха.
Предпринятое нами фронтальное обследование русского свободного стиха XX в. привело к несколько неожиданному на первый взгляд выводу: в то время, как в традиционном стихе последовательно наблюдается стирание структурно-жанровых особенностей, что приводит к окончательному утверждению в современной поэзии единственного жанра собственно лирического стихотворения, в массиве свободного стиха, напротив, происходит накопление жанровых тенденций, приводящее к выделению двух противоположных подтипов стиховой организации – условно говоря, «короткого» и «длинного» верлибра. При этом для этих двух подтипов характерна опора на разные типы логических построений: в коротком на дедуктивный вывод по типу силлогизма, в длинном на индуктивные цепи, что особенно хорошо можно видеть в так называемых каталогах образов. В русском верлибре 1970–1980-х гг. первый тип оказался наиболее точно персонифицирован в поэзии москвичей В. Бурича и А. Метса, второй в лирике Г. Алексеева. Поэтому с определенными оговорками можно считать короткий подтип в большей степени принадлежащим московской поэтической традиции, а длинный питерской, и в первую очередь, персонально Г. Алексееву и тем поэтам, которых тоже достаточно условно можно назвать его «школой».