Олег Янковский (Соловьёв) - страница 12
Анна Каренина
Время от времени мы встречались… до той поры, пока не позвонил Константин Львович.
И мы начали снимать «Анну Каренину» как бы снова. Мы начали все почти с нуля… Через пятнадцать лет после первых проб и после первых утвержденных тогда актеров. И прежде всего мы тогда столкнулись с очень странной проблемой. Значит, пятнадцать лет тому назад все были озабочены молодостью наших героев. Какой грим? Ну вот Олег он как же? Видно, что он молодой, видно! Как у Каренина глаза стреляют, как горят! Какой же это Каренин? Все-таки молодость в нем безумная, ну толкается, бьется. Про Таню говорили, что она девочка. А ведь Каренина не девочка, нет. И через пятнадцать лет мы столкнулись со следующими оценками и размышлениями. Сколько там было Анне Карениной? Ну, а Тане теперь тоже значительно, хотя она хорошо выглядит, очень. Но Каренину было-то сорок четыре года, говорили знатоки, а Олегу уже все-таки шестьдесят, притом с хвостиком. Раньше я говорил: «Чего вы хотите от Олега, чтобы, он цеплялся ногой за ногу и падал лицом в омлет, что ли, от немощности и старости? Нормальные сорок четыре года».
Анна Каренина
А сейчас я уже вынужден был с той же убедительностью говорить: «Как же вы не можете понять, что то, что написал Толстой, — это драма очень зрелых людей. И потом спросите у любого геронтолога, у любого нормального человека, кто занимается возрастными проблемами. Сорок четыре года те — сегодняшние плюс двадцать. Это говорю не я, это говорят геронтологи. Так устроена жизнь. То, что раньше называлось „сорок четыре года“, являлось вообще преклонным возрастом в той России. А сам Толстой, он был даже не кавказский старец, а вообще какое-то чудо среди кавказских старцев. Там, когда он в восемьдесят лет рассказывал что-то императору о том, как должна быть устроена жизнь в России!»
Анна Каренина
Анна Каренина
Это драма очень зрелых людей. Но на самом деле я понимал, что вот эти пятнадцать лет простоя и нам, и картине принесли огромную пользу, потому что последние мои доводы были значительно более серьезнее и правильнее, чем первоначальные. Это драма очень взрослых людей. Это никакая не романтическая история о том, как молодая юная леди, не понимая, что такое любовь, выскочила замуж за не нравившегося ей сенатоpa, а потом узнала, что бывает любовь. Это совершенная ерунда. Та драма, которую писал Толстой, это драма очень взрослых людей. И конечно, теперь, когда я с ними снова встретился на площадке, это было уже совершенно другое чувство. И тут была очень смешная история, которую теперь уже можно рассказать.