Оптимистическая трагедия
Он надел на себя очки битые. Он был в шляпе, в буклевом пальто. И я вдруг увидел идеального чеховского персонажа, идеального! Того, о котором я мечтал. И вот в такой тяжелейшей, мутной жиже лжесмыслов мы проводили с ним все эти семь дней. И он как-то с огромным трудом, с огромным недоверием входил в эту систему, чуждую ему, глупую ему. И он даже однажды сказал, что никакой аристократизм его не спас, он сказал: «Да ладно, черт с ним. В конце концов, твой диплом, а не мой». На «ты» вдруг меня назвал, о чем я мечтал. Первый раз на «ты» назвал.
* * *
И вот так мы сняли эту картину. А дальше началось озвучание. И вот здесь Тихонов показал себя с совершенно изумительной стороны. Как абсолютно великий профессионал. Он не смотрел материал, пока мы снимали. Вообще ничего не видел. И фотографии не любил смотреть. Фотограф же всегда приносит фотографии. Он не любил смотреть. И тут он посмотрел все на экране перед озвучанием. А тогда у нас синхронность была очень-очень примерная, понимаете. Нужно было все озвучивать. Он посмотрел все это на экране, и ему это страшно понравилось. Просто страшно понравилось. И он даже как-то изумленно смотрел после этого на меня, вероятнее всего, значит, какое-то такое мистическое сходство с Бондарчуком проступило в моих чертах. И он все смотрел на меня и на экран. И дальше он показал себя как гениальнейший мастер, гениальнейший мастер озвучания речи и звука и облика человеческого. Он так это все озвучил! Так это все блистательно сделал! Так все внутренние дырки законопатил! Все это сделал. Я такого в жизни никогда не видел.
Оптимистическая трагедия
* * *
Кстати, потом я узнал одну вещь, которая меня страшно, совершенно обрадовала, и обрадовала, и удивила. Оказывается, Вячеслав Васильевич Тихонов время от времени занимался дубляжом. И не потому, что у него так уж плохо было с финансами. Просто это, видимо, доставляло ему удовольствие. И вот послушайте, кто помнит эту чудесную картину Клода Лелуша «Мужчина и женщина», которой была увлечена вся страна. Там ведь Трентиньян гениально говорит голосом Тихонова. С какой это сделано деликатностью, пониманием облика актерского, с каким это сделано мастерством и сердечным теплом. Послушайте!
* * *
Потом закончилась эпопея 10-дневная с фильмом «От нечего делать». И мы уже расстались с Вячеславом Васильевичем просто друзьями. И вскорости через… не помню, год, два, три, не помню, не считал — у Вячеслава Васильевича случился 50-летний юбилей. И на этот 50-летний юбилей что-то творилось невероятное в советском обществе. То есть такого праздника не было даже на 100-летие Ленина, даже на 70-летие советской власти. Просто это было настоящее народное торжество. И вот накануне как бы апофеоза этого народного торжества, которое должно было произойти в Московском доме кино, Вячеслав Васильевич Тихонов позвонил мне и сказал: «Сережа, я бы очень хотел, чтобы мой вот этот юбилейный творческий вечер начался с нашей короткометражки». И так и произошло. И я никогда не забуду, как я пытался прорваться в Дом кино. Потому что прорваться к Дому кино было невозможно: все улицы вокруг Дома кино были запружены народом, конная милиция… То есть это, конечно, были не похороны Сталина, никто никого не давил и не убивал, но протиснуться туда было ну просто нельзя. И это была толпа счастливых людей, просто каких-то счастливых, радостных людей, как будто произошло что-то такое у каждого в жизни, чему они все радуются, все вместе, и куда-то пытаются пройти, чтобы продолжить свой радостный праздник. И вот я туда как-то просочился, протырился, прорвался. И начался этот вечер с нашей работы. Потом я получал много всяких премий, в том числе престижнейших фестивалей мира: в Венеции, в Берлине… Но самая большая премия в моей жизни — вот самая большая и самая главная премия в моей жизни — была та просьба Вячеслава Васильевича.