Уже первые слова рассердили Фрейда. «Дорогой» без добавления фамилии! Это типично итальянская манера обращаться к человеку: с виду откровенная сердечность, а на самом деле утверждение своего превосходства – по уровню доходов, культуре или известности.
А вот папа, кажется, веселился почти по-детски. Он спрашивал у обоих своих сотрапезников мнение о чем-нибудь, перепрыгивая с темы на тему, и темы были совершенно разные. С нового изобразительного искусства, движущихся картин, он переключался на беспроволочный телеграф, в создание которого как раз в эти дни вносил большой вклад гениальный итальянец доктор Маркони.
– Вы не думаете, что эти новинки, плоды нового модернистского века, могут отвлечь человека от поиска истины внутри себя?
Фрейд поднял палец, готовясь возразить, но тут вмешался Ломброзо:
– Несомненно, да. В этом виноват неконтролируемый прогресс. В мое время, вернее, в наше время, ваше святейшество, – тут Ломброзо подмигнул папе, – наука подчинялась морали, а не мораль науке.
Фрейд предпочел промолчать. В конце ужина итальянский врач, возможно, под влиянием прохладного вина, которое ему постоянно наливал лакей, сказал, что Чезаре только его псевдоним, а настоящее его имя Марко Эзекиа. И добавил, что он, как его знаменитый коллега, по происхождению еврей, но, да простит его папа вдвойне, полностью атеист. А потом взглянул на Фрейда, и это был единственный момент, когда они оба почувствовали себя сообщниками. В Риме, в Ватикане, в присутствии представителя Христа на земле два еврея, к тому же атеисты, были как две громоздкие фасолины на блюде с чечевицей.
Лев Тринадцатый не смутился и, воспользовавшись наступившей тишиной, велел подать себе папку из красного сафьяна.
– Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на эти фотографии, – обратился он к Ломброзо, глядя на Фрейда. – У меня есть маленькая страсть коллекционировать изображения лиц, и я составляю из них картотеку. Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение о чертах лица этих людей. О вас, профессор, говорят много хорошего: уверяют, что вы за одно мгновение можете распознать преступника, а мне совершенно не хочется хранить в моем маленьком собрании лицо какого-нибудь подобия демона. Могу я воспользоваться вашим великодушием и вашими познаниями?
И папа положил перед Ломброзо фотографии как раз тех трех кардиналов, проверить которых методом психоанализа был вызван венский медик! Глаза Льва превратились в щелки; губы, и так уже тонкие, еще больше втянулись внутрь рта, скрывая улыбку. Этот папа ловок как черт! Значит, ужин – только спектакль, чтобы спросить у итальянского медика его мнение о трех «подследственных», не открывая ему ничего и не вызвав у него подозрений. Действительно, ловок как черт этот папа!