Ученый с лихорадочной быстротой записал эти воспоминания в блокнот, оставив между ними немного свободного места для будущих впечатлений. И выпил полстакана воды, пытаясь избавиться от кисловатого вяжущего привкуса на языке. Эта оскомина возникла из-за кокаина, который был в вине, но также (Фрейду было неприятно это признать) из-за дыма сигар, которые он позволил себе непрерывно курить до самой полуночи и даже после нее.
Ломброзо стал Фрейду симпатичнее после того, как был обманут папой. Итальянский ученый в этом состязании проиграл, хотя и не осознал этого. К тому же итальянец показался ему ученым в конце карьеры, который склонен больше преувеличивать прежние заслуги, чем развивать свою теорию. Эта слабость характерна для пожилых людей, и сам Ломброзо признал ее у себя ближе к концу их разговора. Пока они беседовали, Фрейду несколько раз хотелось задать итальянскому медику несколько вопросов по поводу анализа лиц кардиналов, но он сдержался, боясь, что его любопытство каким-то образом может раскрыть хитрость папы.
Вместе с тем он не должен недооценивать при своем расследовании некоторые утверждения Ломброзо, хотя их излишний догматизм вызвал у него недоумение. Физиогномика теперь признана новой наукой, и у итальянского ученого уже есть много последователей – конечно, больше, чем у самого Фрейда, по крайней мере, сейчас.
Хватит рассуждать! – решил Зигмунд и быстро вышел на улицу, по пути размышляя о значении своего сна и образов, из которых тот состоял, в первую очередь коня. Прежде чем отправиться в центр Рима, он зашел в почтовое отделение на территории Ватикана и там услышал приятную новость: ему подтвердили, что полиграф скоро прибудет. Этот прибор ему очень пригодится, чтобы проверить уровень эмоциональности трех кардиналов, из которых, кажется, только у де Молины-и-Ортеги есть человеческая душа. И если верить словам Ломброзо, он единственный безвредный из трех. Но от него можно узнать возможные провинности, тайны, навязчивые идеи и страхи, связанные с тем преступлением – если это было преступление. В любом случае, когда наступит время, надо будет поблагодарить Адлера за то, что он позаботился прислать ему полиграф из Вены.
Выходя из ворот Святой Анны, у которых его почтительно приветствовал швейцарский гвардеец, ученый почесал свою бороду. Если бы его самого проверили на полиграфе, когда Ломброзо спросил его, по какой причине он находится в Риме, в гостях у папы, сразу стало бы видно, что он закоренелый лгун. Счастье еще, что ответ, будто он здесь, чтобы лечить гипнозом нескольких священников, удовлетворил коллегу. В конце концов, это была ложь лишь наполовину, а значит, наполовину правда.