В Курляндском котле (Автомонов) - страница 7

— Что еще надо знать о Ленинграде? — спросила Аустра.

— Много. Ленинград — колыбель революции, город Ленина. Там в 1917 году Коммунистическая партия вела рабочих и солдат на бой с буржуазией. Ленинград — город мужества и доблести народной, город, где не ступала нога врагов, город-герой, — без передышки выпалил Колтунов и, торжествующе посмотрев на Аустру, договорил:

— Воину обязательно надо знать это, чтобы в тяжелые минуты не смотреть в кусты.

В ПОЛЕТ

Автомашина остановилась возле самолета.

Мне достался самый большой груз. Кроме мешка с продовольствием и автомата, со мной радиостанция и питание к ней. Обвешанному со всех сторон, мне тяжело стоять, и в ожидании старта я прилег на пожелтевшую сухую траву.

По небу плывут два синих продолговатых облачка, будто корабли, отставшие от своей армады. Только два на всем лазурном океане провожают они заход солнца. Вот и оно скрылось за горизонтом, оставив багряный след зари, точно воспоминание о прошедшем дне. Сжалось сердце. Когда-то мы снова увидим закат солнца здесь, на этой стороне фронта?

Прибыл экипаж самолета. Между летчиками, Зубровиным и провожавшим нас подполковником началось короткое совещание.

Место, выбранное для выброски, штурман отклонил, — гитлеровцы начали строить там укрепления.

— Сейчас в Курземе сплошной хаос, — сказал он, — поэтому лучше мы сами подыщем место и сбросим.

— Прыжок будет слепым? — спросил Зубровин.

Штурман промолчал.

— Что ж, — в раздумье протянул Зубровин и, взглянув на нас, добавил: — Ладно! Группа готова.

— Товарищ подполковник, напишите моей матери, чтобы не беспокоилась, — попросил я.

— А на кого ты похож? — ответил он мне вопросом.

— На нее, на мать, говорят.

— Счастливый, значит.

— То же мне говорил генерал в Ленинграде перед первым вылетом, — сказал я.

— До скорой встречи, друзья! — подполковник крепко пожал всем руки. — Счастливый путь!

— Спасибо…

Мы разместились в кабине. Подымая ветер, загудели моторы. Самолет рванулся с места и покатился по дорожке, набирая скорость.

Мы в воздухе. В кабине тесно. Иногда самолет проваливается в воздушные ямы, и мы хватаемся друг за друга, чтобы удержаться. Но он снова выравнивается и идет дальше на запад.

— Как себя чувствуешь, Костя? — сквозь шум мотора кричит Колтунов Озолсу.

— Хорошо!

— Ой, врешь! Для твоей фигурки здесь тесновато!

— А ты как? — спросил я Аустру, сидевшую рядом со мной.

— Как и ты! Вот прыгну на твой парашют — донесешь до земли, — смеется она.

— Смотри, живыми не долетим.

— Испугался? Нарочно на голову твою свалюсь. Вот честное слово, худо будет тебе, Виктор!