— На выход! Товарищи, на выход!
— Салют!
— Салют, товарищи! Партии нашей! Родине!
Я взглянул на Ершова. С поднятым автоматом Павел казался Мне изваянием человека нашего поколения, отстоявшего своей грудью от фашистских захватчиков великую Родину!
— На выход!
— К Родине! — ликовал лагерь, один из последних лагерей партизан Великой Отечественной войны.
Лучи восходящего солнца скользнули по вершинам сосен.
— Здравствуй, новый, светлый, долгожданный день!
Мы шли полем. Еще вчера, не смыкая глаз, мы следили за этим полем, наблюдали за вражескими артиллеристами, которые рыли здесь котлованы для своих пушек. А сегодня мы гордо шагали по этому — нашему полю.
— Немцы! — привычно воскликнул Толстых. Но никто не скинул автомата с плеча, хотя перед нами были действительно немецкие солдаты. Группами они стояли около хутора Га-лабки, рядом с ними кучи сложенного оружия. А по шоссе движется огромная колонна безоружных захватчиков во главе с генералом. Одни из них идут, опустив голову, другие — безразлично осматриваясь вокруг. Их песня спета! Фашистская Германия капитулирует, Курляндская группа войск сдается в плен.
Увидав нас, солдаты-немцы, что расположились возле хутора, стали «смирно», офицер взял руку под козырек. О чем думают они сейчас, отдавая честь тем, кого так страстно желали уничтожить еще вчера? Но мы не смотрели на выражение их лиц. Мы шли, словно не замечая их. Мы любовались чистым лазурным небом, и каждый старался дышать во всю грудь. Хорошо!..
Ярко сияло майское солнце. Зеленели поля, а дальше, за полями, поблескивал от росы знакомый нам молодой березняк. Там, в этом березняке, мы оставляем невысокий холм, под которым покоится партизан Петр Трифонов, наш «Тарас».
Мы невольно остановились. Грусть охватывает сердце.
— Что, друзья, жалко свой дом покидать? — спросил Капустин.
— Не жалко, а никогда не забудем его, Сашок! — ответил Зубровин.
Это была правда. Не забудем…
Прошла неделя, месяц, первый послевоенный месяц. За это время мы побывали в гостях у многих наших друзей — латышей и русских в Курземе. Гостили в Риге, где нас приняло командование. Побывали на родине у Озолса.
Вот уж где толстый Костя попел вволюшку «Сидели мы на крыше».
Эти дни были для меня особенно дороги. Я, Зина Якушина и Ефим Колтунов были приняты кандидатами в члены Коммунистической партии.
Сознание того, что я достоин приема в партию, было лучшей наградой за все, что пережито за семь месяцев пребывания в Курземе.
А еще через несколько дней Зубровин, Агеев, Капустин, Кондратьев и я стояли на Красной площади в Москве.