Графиня кивнула, давая понять, что разделяет его мнение, и Конрад Симонсен продолжал:
– Среда – крайний срок. Если же нам все-таки не удастся обнаружить его до этого времени, то будем исходить из того… будем исходить из того, что будет более разумным начать поиски того места, где он держит Полину и Жанет Видт. Но все должно делаться организованно. Толпы доброжелателей, которые стихийно пытаются участвовать в поисках, способны принести больше вреда, чем пользы. В этом-то как раз и заключается основная трудность, ибо большинство тех, кто может вести розыск организованно, в данный момент готовится к установлению скрытого наблюдения. Я отказываюсь от поиска белой часовни вовсе не потому, что сомневаюсь в конечном результате, – просто сейчас я не могу позволить себе оказаться между двух стульев. А в принципе все эти склепы и часовни – превосходная зацепка, если учесть, что ничего лучшего в настоящее время у нас нет.
Графиня задумчиво хмыкнула, а затем с деланым безразличием сказала:
– Что ж, это понятно. Действительно, выбора у нас нет, хотя, быть может, Мадам и права по поводу этой часовни. Досадно, что мы не можем задействовать людей из ПСК. Они-то как нельзя лучше подходят для организации и ведения скрытого наблюдения.
Конрад Симонсен проворчал:
– Ну на их помощь никогда нельзя рассчитывать. Еще бы, кому же в это время заботиться о безопасности страны? Да и кто нам может такое позволить?
Главный инспектор умолк, затем медленно повернул голову и посмотрел в глаза Графине. На некоторое время повисла пауза, наконец Графиня сказала:
– Мадам назвала тебя ёжиком.
– Хм-м-м… Надо будет непременно обсудить с ней это, когда умру. Позови-ка Эрнесто Мадсена, я хочу, чтобы он отправился с нами. Ну, ладно, все, пора ехать.
Совещание проходило в здании министерства юстиции в самом центре Копенгагена на улице Слотсхольмсгаде, и уже время его проведения красноречиво говорило о том, какое значение придают ему собравшиеся здесь особы. Вне всякого сомнения, каждый из них вполне мог провести этот теплый сентябрьский вечер гораздо более приятным образом. Однако похищение двух молодых женщин, которые в настоящий момент если и не были мертвы, то, по всей видимости, находились в серьезной опасности, являлось событием такого рода, которое требовало проявления самого пристального внимания со стороны даже самых высокопоставленных лиц в чиновничьей иерархии Дании. Именно в этом смысле выразился Хельмер Хаммер. Все СМИ – как обычные, так и электронные – уделяли данной истории первостатейное внимание, так что все участники совещания хотели или делали вид, что хотят быть в курсе всех предпринимаемых действий. В числе собравшихся были директор департамента полиции, начальник Главного управления полиции Дании, шеф полицейской службы контрразведки и прокурор Копенгагена и Борнхольма; кроме них, здесь присутствовали также заведующий одним из отделов министерства юстиции и личный секретарь министра, а также Бертиль Хампель-Кох из министерства иностранных дел и Хельмер Хаммер, представляющий аппарат премьер-министра. Единственными оперативными сотрудниками, приглашенными на совещание, были Конрад Симонсен и Графиня, которые явились в сопровождении Эрнесто Мадсена, на участии которого настоял главный инспектор; впрочем, против этого никто и не возражал. Директор департамента, расположившаяся за столом как раз напротив начальника отдела убийств, улыбнулась Конраду Симонсену. Сейчас на ней красовалось коричневое платье с серовато-белыми оборочками, что делало ее удивительно похожей на аппетитную пышку. Видно было, что она нервничает, хотя никаких видимых причин для этого вроде бы и не было. В ответ Конрад Симонсен также улыбнулся. Бертиль Хампель-Кох сам вызвался быть секретарем и, не дожидаясь ничьих возражений, занес данный факт в протокол, после чего, следуя законам чиновничьей иерархии, предоставил слово начальнику Главного управления полиции Дании.