Когда Джанин начала разговаривать с Древними, они перестали для нее быть на одно лицо. На самом деле они были совсем не старыми. По крайней мере те трое, что чаще других сторожили ее, кормили и отводили на долгие полные снов ночи. Древние научились называть ее Джанин, во всяком случае, произносили что-то близкое к этому. Их собственные имена были слишком сложны, но у каждого была краткая форма – Тар, Тор и Хоэй, и они отзывались на них – при необходимости или для игры. Древние были игривы, как щенки, и столь же усидчивы. Когда Джанин выходила из ярко-синего кокона, потрясенная и вспотевшая от еще одной пережитой жизни и еще одной перенесенной смерти – с урока или курса, предписанного ей Древнейшим, – всегда рядом оказывался один из троих наставников, гладил ее и ободряюще что-то бормотал.
Но этого было недостаточно! И вообще ничто не могло сгладить или смягчить то, что происходило во снах снова и снова.
Жизнь здесь не баловала Джанин разнообразием – каждый день одно и то же. Несколько часов беспокойного, не приносящего отдыха сна. Затем немного еды. Иногда игра в притрагивания и щекотку с Тором и Хоэем. Редко ей давали возможность побродить по Небу хичи, но всегда под охраной. Потом Тор, Хоэй или кто-нибудь еще начинал мягко тащить ее к кокону и укладывал в него. И тогда Джанин на долгие часы, которые казались целой жизнью, превращалась в кого-то другого. И какие это были странные личности! Мужчины. Женщины. Молодые. Старые. Безумные. Калеки. Все они были очень разные. Ни один из них не являлся вполне человеком. Большинство вообще не были людьми, особенно самые ранние, самые древние.
Те жизни, виденные Джанин во сне, которые были ближе по времени, она понимала лучше. По крайней мере там фигурировали живые существа, похожие на Тар, Тора и Хоэя. Не всегда их существование пугало, хотя каждый раз заканчивалось смертью. С ними она проживала случайные и хаотические эпизоды их коротких и неустойчивых, тупых и полных страха записанных воспоминаний. Начав понимать язык своих тюремщиков, Джанин поняла также, что жизни, которые она просматривает, отобраны специально для записи. Так что в каждой есть какой-то урок. Конечно, все эти истории были для нее школой, и, конечно же, Джанин училась. Она училась говорить с живыми, вникать в их сумрачное существование, понимать одержимое стремление повиноваться. Джанин только не могла понять, кто они: рабы или домашние животные? Когда Древние исполняли приказы Древнейшего, они были послушными и потому хорошими. Когда же не исполняли, что случалось очень редко, их наказывали.