– Молодец! – выпалил я.
Амихай бросил на меня испепеляющий взгляд.
– Если бы она согласилась сразу, было бы не так интересно, – пролепетал я, понимая, что дал маху.
– Погоди, так как же все-таки ты ее уломал? – быстро спросил Офир, спасая меня от неловкости.
– Ты не поверишь. – Черчилль налил себе еще стакан. – С твоей помощью.
– С моей помощью? – вздрогнул Офир. Эта история представлялась ему все более запутанной.
– Именно, – подтвердил Черчилль. – Она сказала, что, если я по природе бабник, женитьба ничего не изменит. На что я возразил: «Люди могут меняться, иногда – кардинально. Взять хоть Офира. Кто бы год назад мог подумать, что он облачится в белые одежды и станет таким миротворцем?»
Мы с Амихаем переглянулись. Насколько мы помнили, Черчилль воспринимал перемену, случившуюся с Офиром, с нескрываемым скепсисом.
– Ты хочешь сказать, что именно это ее убедило? – усомнился Амихай.
– Нет, – сказал Черчилль. – Но именно тогда я впервые заметил в ее глазах нечто такое, что дало мне понять: она из тех людей, кого можно уговорить. Всю следующую неделю я слезно ее умолял. Дарил скромные подарки. В конце концов она согласилась, но на двух условиях. Во-первых, обряд будет совершен по канону реформистского иудаизма и проведет его женщина-раввин. Во-вторых, я ни слова не скажу своим друзьям об обстоятельствах, сопутствовавших нашему решению вступить в брак. «Пусть они считают, что ты так в меня влюблен, что больше не мог ждать», – сказала она. Я поцеловал ее в губы и сказал, что это чистая правда. И пообещал, что вы ничего не узнаете.
– Тогда зачем ты нам рассказываешь? – поддел я его. – Зачем нарушаешь обещание?
– Вы сами виноваты! – огрызнулся Черчилль. – Я не хотел никакого мальчишника. Знал, чем все кончится, если я напьюсь. Но вы меня заставили.
Мы промолчали. Амихай и Офир опустили головы. Я – нет.
– Ну вот, теперь я в вашей власти, – сказал Черчилль и посмотрел на меня мутным от выпитого взглядом. – Хотите – сохраните этот разговор в тайне. Хотите – заложите меня. В смысле передайте его Яаре.
– С какой стати нам тебя закладывать? – поспешил успокоить его Амихай. – Мы же твои друзья.
– Было бы большой глупостью говорить ей об этом, – добавил Офир. – Зачем убивать любовь?
Я молчал. Мне вспомнился ворон из «Метаморфоз» Овидия, который получил черную окраску в наказание за то, что донес на одного из богов.
Все трое смотрели на меня с немым вопросом. Как будто нам уже принесли счет и каждый положил свою долю; теперь они ждали, что я сделаю то же и мы вернем тарелочку официанту.
– Ты хоть ее любишь? – спросил я.