Это было первым, что я почувствовал, когда сознание вернулось ко мне. Оно делало это урывками, и я лежал счастливый, как дурак. Я помнил только то, что мы с тобой помирились, и не знал ничего, что случилось потом. Лежать в реанимации со счастливой рожей глупо, но именно так и было первые дни.
Боль, врачи, больница – всё это мало занимало мои мысли тогда. Почему я нахожусь здесь – такой вопрос у меня не возникал. Вероятно, попал в какую-нибудь заварушку на соревнованиях. Насколько серьезно я побился? Наверное, серьезно; но всё будет хорошо, и я скажу тебе это, когда ты придешь. Всё будет хорошо – и со мной, и с нами.
Потом ко мне пустили каких-то людей, которые стали задавать мне вопросы. Рольф был с ними. В тот момент я еще не помнил, как было дело, и дал им понять, что не прочь от них узнать подробности. Они мне ничего не сказали. Но как только за ними закрылась дверь палаты, подробности оглушили меня. Оказалось, что они отлично мне известны, потому что я сам всё сделал.
И тогда я понял, что ты не придешь.
Я сижу здесь, в этом доме, и не желаю ничего знать о вас обоих. Я сознательно избегал тех, кто мне мог сообщить о вас, и даже Рольф в конце концов это понял. В том заезде я хотел отплатить тебе за всю боль, что ты мне причинила. Но ведь я не собирался жить дальше. Я очень хорошо всё рассчитал. На трассе был склон, который трудно взять. Там всё и должно было закончиться. А получилось, что я живу, чертово заднее колесо подвело меня, и я грохнулся там, где даже новичок справился бы с управлением!
А еще все эти люди хотели, чтобы я вернулся в спорт. Чтобы я все свои мысли посвятил этому. Но это значило встретиться с тем человеком, кто когда-то был мне другом. И вместе гоняться за какими-то призами. За чем гоняться? В чем смысл всего этого? Матс уже всё получил. То, что мне нужно было больше жизни. Тебя.
Я ненавижу его. Я не хочу ходить с ним по этой земле. Я думаю только о том, что когда мы с ним в шестьдесят третьем были в горах и он оступился и покатился вниз по склону, мне следовало его так там и оставить, ободранным до крови, лежащим почти на самом краю, за которым была тьма. Он бы сам не выбрался оттуда. Я вытащил его на тропинку и побежал за помощью. До ближайшего жилья было далеко, и пока я бежал, то молил небеса об одном: лишь бы он там, где я его оставил, не испустил дух. Мы тогда были совсем молодыми и верили в дружбу. По крайней мере, я верил еще целых четыре года.
Тебя я так и не смог разлюбить. Но все эти врачи и друзья сломали мою волю к смерти. Говорят, что нельзя вылечить человека против его желания? Ерунда, очень даже можно. Они сделали это. Они делали это целую вечность, но добились своего.