Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии (Немировский) - страница 27

.

Наконец, для Пушкина были чрезвычайно важны антиклерикальные произведения Парни, более всего «Война древних и новых богов» (1799). Правда, этот интерес отразился в пушкинской поэзии — в «Гавриилиаде» и послании «В. Л. Давыдову» — несколько позже, в 1821 году. Учитывая острый интерес Пушкина к Парни, можно смело предположить, что ему была хорошо известна и биография французского поэта, его участие в Революции и противостояние деспотизму Наполеона в годы Империи.

Самоидентификация Пушкина с Парни должна была помочь публике распознать «русского Парни» и сделать характерные для поэзии Парни эротизм, либертинаж и либерализм частями единого творческого образа, возможно антитетического образу Батюшкова. Как известно, этого не произошло. Современники не разглядели в пушкинском творчестве эпохи «Зеленой лампы» связи с Парни. Особый интерес представляет реакция Батюшкова на послание Пушкина «Юрьеву», процитированное выше: «Он (Батюшков. — И. Н.) судорожно сжал в руках листок бумаги и проговорил: „О! Как стал писать этот злодей“»[110]. Возможно, Батюшков был единственным, кто усмотрел в послании «Юрьеву» претензию Пушкина на роль «русского Парни» и испугался соперничества.

Послание «Юрьеву» было напечатано самим адресатом не позднее 1821 года в ограниченном количестве экземпляров без указания места и года издания[111], но распространения среди декабристов не получило. Это можно объяснить тем, что круг людей, среди которых стихотворение имело хождение, с декабристским не пересекался. Поэтические послания Пушкина другим членам «Зеленой лампы» также в декабристском кругу не разошлись. Популярными среди декабристов стали только те стихотворения поэта, в которых политический радикализм совмещался со строгой моралью, прежде всего «Чаадаеву», «Кинжал» и «Вольность». Для декабристов совмещение либертенного и либералистского дискурсов не допускалось не только в жизни, но и в поэзии. Пушкин олицетворял противоположное начало, где политическая свобода не только могла, но и просто обязана была сочетаться с широким спектром жизненных удовольствий.

Здесь проходит водораздел не только между Пушкиным и декабристами, но и между декабристами и дружеским литературным обществом «Зеленая лампа». Кажется, можно наконец подвести итоги долгой полемики и ответить отрицательно на вопрос, была ли «Зеленая лампа» декабристской организацией. Ответ этот следует из тех же предпосылок, что и объяснение того, почему Пушкина, несмотря на дружбу со многими членами тайного общества и сочувствие их целям, нельзя отнести к декабристам. Сочетание эротического, либертенного и либерального дискурсов было раздражающим и неприемлемым и для правительства, и для декабристов. Поэтому примерно в одно и то же время правительство отправляет поэта в ссылку под духовный надзор