И было еще одно плодовое растение, которое в отличие от прочей дикой растительности в изобилии росло в Новом городе и обладало к тому же богатым вкусом, недаром его давно уже разводят в некоторых странах, по крайней мере в Европе, и продают на специальных рынках – «только такие заслуживают того, чтобы называться “рынками”!» – среди овощей, по немалой цене, так называемый «портулак», или «pourpier», или… Он опутал весь Новый город вдоль и поперек, запуская свои извивистые стебли с плотными сердцевидными листьями темно-зеленой масти в сточные канавки авеню и бульваров, взбираясь по цоколям – хотя в новостройках никаких цоколей больше не делают – административных и офисных зданий и превращаясь чуть ли не в заросли, и каждый год его старательно выпалывают как сорняк, и каждое лето он снова упорно прорастает на тех же местах свежей зеленью, неистребимый, вкуснейший из всех натуральных салатов, «который советуется сервировать с теплой картошкой, оливковым маслом и щепоткой морской соли крупного помола».
Вот так и получилось, что воровка фруктов добавила к своему обычному ужину жирные листья «портулака», стебли дикой спаржи, крошечную тыквочку и проч. Помидоры с вокзала Сен-Лазар тоже пошли в ход. Достав перочинный ножик, она нарезала, почистила, настрогала свои припасы в тарелку, и никто не смотрел, что она там делает; она занималась этим совершенно открыто, почти церемонно, каждое движение как будто предназначалось для кого-то, и тем не менее она оставалась на этой освещенной террасе никем не замечаемой, словно она была по-прежнему невидимой, но не потому, что не заслуживала внимания или не существовала для других, а совершенно по-другому – так, как ей нравилось.
Когда она в очередной раз взглянула на гигантские часы, остановившиеся стрелки сдвинулись с места. Хотя нет: она обманулась. Небо за ними уже стало по-ночному черным, без видимых звезд, при свете, которым заливало, прежде всего сверху, с самого верха, всю площадь Сен-Кристоф. Улица, представлявшаяся мысленно диагональю, пересекающей весь город, была заполнена людьми как никогда, при этом звуки и шумы, исходившие от этих идущих и стоящих людей, слышались по отдельности, но как-то резче и отчетливее. Отчетливее теперь воспринимались и полицейские, которые как небольшая армия с автоматами патрулировали перед вокзалом, защитники и надзиратели одновременно. Мягкий ночной ветер опустился на площадь и на террасу, словно просочился между спицами больших часов, неслышный в отличие от голосов там внизу, и все же ей казалось, что она слышит этот ветер, заглушающий голоса, настойчиво. А после этого легкого порыва, в следующий момент, в просвете между спицами гигантского часового колеса, нежданно-негаданно, за циферблатом, стремительно возникла почти полная луна, в кольце небольших освещенных ею облаков, составивших ее свиту. Значит, нынче ночью грозы не будет, хотя она о ней страстно мечтала с самого начала своего пребывания в Сержи.