Приподнятое настроение Сероштана передалось людям. Некоторых потянуло на шутку. Добродушно выкрикивали:
— Канхветы кусать нечем: зубов нема!
— От сладкого золотуха нападет!
Чей-то серьезный бас заметил:
— Конфета — баловство. Про хлеб надо!
Сероштан провел ладонью по лицу, согнал улыбку.
— Добре. Давайте про хлеб… Владимир Ильич говорил: крестьян можно вывести к социализму только через кооперацию.
Из зала крикнули:
— А шо це таке?
Секретарь райкома начал терпеливо объяснять:
— У вас есть товарищество по обработке земли. Это как бы первая ступень кооперации. Постепенно начнем обобществлять землю, скот, инвентарь.
— Как в коммуне?
— Не совсем так, товарищи. Коммуна — первая ласточка. Это как бы живая агитация…
Он еще говорил долго. Стемнело. В волостном клубе зажгли лампы и не тушили их, считай, до глубокой ночи.
Йосып Сабадырь приходит в школу раньше всех. Спутав ноги поясным ремнем, проворно взбирается по высокому и прямому, словно телеграфный столб, стволу гледичии. Снимает плоды — и за пазуху. Иногда, оставляя Антона внизу, под деревом, по-беличьи взбирается на самый верх, длинными руками достает самых матерых «баранов», кидает их дружку:
— Тонь, хватай!
Тошка ловит — и в сумку, в сумку. Сумка у него брезентовая, из старой куртки сшита, вся в чернильных пятнах: пробка пузырька неплотная, что ли?
Йосып засиживается на дереве обычно до звонка. Антон ожидает друга терпеливо, без него не идет в класс.
— Вам шо, ухи позакладало? — Куцебородый сторож дед Барилка, в замызганном до нечистого блеска черном кожушке, в старой казацкой фуражке с надорванным козырьком, показывается из-за угла школьного здания, поднимает вверх руку со звонком, звонит рьяно, как на пожар.
Этим увесистым звонком он грозит Йосыпу, сидящему на суку:
— Ах ты, арап нечистой крови! Ось я тебя стягну на землю! — Барилка топчется вокруг дерева, пинает орех подшитым валенком, но затея напрасная — могучий ствол нисколько не поддается его ударам. Старику остается только ворчать: — Чистая обезьяна. Оно, мабуть, и родилось на дереве.
Тошка, переминаясь с ноги на ногу, виновато опускает глаза.
— А ты шо мовчишь?
— Я с Йосыпом!
Барилка поднимает слезящиеся глаза кверху.
— Слазь, окаянный!
— Бить не будете? — осведомляется Йосып на всякий случай и, усмехаясь, сползает по стволу.
На пороге их встречает учительница Хавронья Никитична. Всплеснув пухлыми ручками, сокрушается:
— Опять орехи, шоб их мороз ударил!
Простодушный Йосып замечает:
— Они на морозе еще солодше.
— Вызову батька, нехай он с тобой побалакает, бо у меня голосу не хватает.