— В кукурузу! — прыснула одна из молодиц.
— Кто он такой?
— Хвамилию укажи!
— Личность известная, — продолжал Кравец. — И поговорить мастак, и позубоскалить. Только вот коммунского в нем ничего не наблюдается. Об общественном, говорю, мало заботится.
— Не тяни вола за хвост, кажи кто?
— Кто, кто? Совыня Вася, кто же еще! Вон шапку на глаза надвинул.
Вася встрепенулся, сбил шапку на затылок:
— Шо ты брешешь?!
Кравец улыбнулся, развел руками, как бы говоря: «Ну вот, глядите, какой он».
Потап Кузьменко стиснул зубы, зло поиграл желваками.
— Таких гнать вон в три батога, чтобы громаду не поганили!
Из зала подсказали:
— Або штрах наложить за потраву!
Тут же послышалось дополнение:
— Исты не давать три дня, о!
Кравец, радуясь, что разговор пошел по правильному руслу, улыбнулся одобрительно и продолжал:
— Бачите, граждане, шо получается: Машка робе — исть, Палашка не робе — тоже исть. Думаю, так мы долго не протянем. Развалится наша дорогая «Пропаганда», даю вам твердое слово! Трутни, граждане, быстро расплодятся. Они и нас с вами съедят, и коммуну слопают запросто!..
Гул прокатился по залу, дошел до конца коридора. Мужики, толпящиеся у самой двери, побросали недокурки, подались вперед. Разговор затевался непривычный и нешутейный. Правду сказать, об этом иногда задумывались, но никогда вслух не высказывались. Как видно, приспела пора поговорить вслух. Счетовод поднял бумажку к глазам, посмотрел в нее, затем, вскинув над головой, потряс ею в воздухе:
— Все здесь сказано!.. Хутор нам дали? Дали. Без цены, без выкупа, без отработки. Землей наделили? Наделили. И не в аренду дали, граждане, а, пиши, навсегда. Семена сортовые получаем? Получаем! «Запорожец» вон уже во дворе стоит. И «фордзон» занаряжен. Молотилку имеем… А подумали вы, откуда она, эта молотилка? С неба упала?.. Она стоит грошей государству, великих грошей! Паровой локомобиль, веялки, сеялки… — Кравец похлопал себя по затылку. — На шее сидим у нашей дорогой Советской власти. Чем оплатим? Как оплатим? В госбанке, когда получаю ссуду, на меня уже чертом смотрят, дармоедами нас называют. Хлеба немного сдали в этом году, и все. Больше от нас никакой прибыли не видят! — Кравец даже руку вскинул в гневе — таким его еще не видели коммунары.
Даже Потап Кузьменко отшатнулся. А счетовод уже на него наступал, на председателя:
— Вот документы, вот печать! В степь пойду, скирды метать стану, полоть, копать буду, а бумаги вести не хочу — душа не лежит, не могу видеть несправедливость!
Председатель к нему начал подступаться:
— Дорогой товарищ Кравец! Ты шо, слепни тебя бьют? Такой смирный мужик, и на тебе! Ты шо? Охолонь! Зараз ладом все обсудим.