Когда увидела причелок своей хаты, крашенный в голубое, увидела развесистый тополь под окнами, со стороны улицы, сердце ее так зачастило, что перед глазами поплыли черные пятна. Она остановилась, перевела дух и, перекрестившись, пошла ровнее. Проходя мимо каменной бабы, втянула голову в плечи, съежилась от суеверного страха. Вспомнила, как Охрим секанул бабу кнутом, — даже самой стало больно. «И зачем он то зробив? — осудила мужа. — Теперь жди всякой напасти».
Коромысла дома не оказалось. И на чердак лазила, и в курятник заглянула — все даром. Опустилась на ступеньку крыльца — дала волю слезам.
Дорого было ей это коромысло. Удобное, пружинистое. Когда, бывало, шла от колодезя, что стоит на нижней улице, несла коромысло на плече, прогибающееся под двумя полными ведрами, верилось: счастливее ее нет на свете. И Охрим-то ее заметил, пожалуй, только из-за этого коромысла. Легко под ним ходилось. Купила его Настя на свои кровные, еще до замужества. Работая на виноградниках, от темна до темна носила тяжелые корзины, руки вконец оборвала, зато получила славно: на платье хватило, еще и на коромысло осталось. Углядела она его на осенней ярмарке, среди десятков различила одно-единственное: чисто струганное, словно отполированное, зеленой краской крашенное, на лак похожей…
И вот нет его, коромысла.
Потемнела Настя лицом, будто пережила за этот день многие годы. А может, и не коромысло тому виной, а неожиданная перемена в жизни? Ведь бросили свое подворье, свое хозяйство. Ради чего?..
Посмотришь на пирамидальный тополь, стремительно уходящий в высоту, и подумаешь: действительно высокорь (так здесь осокорь называют). Закинешь голову вверх, наглядишься на стройное чудо-дерево — и покажется, что сам стал выше. Люди еще называют это дерево раиной. В самом деле, что же другое может расти в раю, как не осокорь! Взгляните, какой у него прямой и ладный ствол. Снизу он свободен от веток, кожа на нем гладенькая, сизовато-зеленая. Где-то высоко, еле достать рукой, начинаются сучья. Они не беспорядочны и не своевольны, а подчинены твердому закону: тянутся только вверх, близко прижимаясь к стволу — основе основ. Листья — резные. Они не так крупны, как у обыкновенного тополя, но и не мелкие, как у акации. Словом, как раз по райскому дереву. И цвета мягкого, спокойного. Верхняя часть листа темно-зеленая, глянцевитая. Нижняя — посветлее, белесая. На ветру этот лист мелко трепещет, издавая ровный шелест, и когда слышишь его — приходит к тебе успокоение. Вечное дерево. Никто не видел, как и когда оно цветет, как и когда роняет семя. Да и есть ли у него семя — загадка. Слыхать, будто бы знают люди несколько раин материнского пола, дающих семена. Но где они, эти деревья? Не то в Молдавии, не то в самой Угорщине? Может, их вовсе не существует на свете? Потому приходится размножать раину по-райски, от ребра Адама: отщеплять черенки, сажать их в землю и таким образом получать потомство.